они сейчас выбрались…
Серьезные аналитики – бывший директор гастронома на Литейном, бывший заслуженный артист республики, бывший доктор наук, профессор-историк, и бывший завбазой кожгалантереи, – вникнув во все детали побега Любы, подвергли ситуацию тщательному анализу и на высоте десяти тысяч метров, на дальних подступах к столице Австрии городу Вене, решили следующее:
1) От КГБ можно ждать чего угодно.
2) Время, назначенное инспектором для визита Любы в ОВИР, совпало со временем вылета самолета.
3) Инспектор ОВИРа, не дождавшись Любы, звонит ей домой и узнает от студенческого приятеля, что Люба с детьми уже в полете.
4) Инспектор сообщает в КГБ. Те немедленно связываются со своим резидентом в Австрии.
5) Резидент приезжает в аэропорт Швайхайт.
Далее возможно все! В лучшем случае – дипломатическое урегулирование с правительством Австрии, в худшем – перестрелка, захват детей и Любы… Особенно разгорячился бывший завбазой кожгалантереи, тот самый усач, муж Розы: «От них всего можно ждать! Если эти мерзавцы могли проделать с моей Розой то, что они проделали… Будем отстреливаться, но Любу не отдадим. Вспомним героическую историю нашего народа. Вспомним Армию обороны Израиля, одну из самых мощных армий мира. Правда, у нас нет оружия. Но пусть нам послужат примером узники Варшавского гетто!»
Служащие венского аэропорта Швайхайт при виде группы людей, покидавших борт советского лайнера, были несколько озадачены. В центре живого кольца шла худенькая женщина, согбенная под тяжестью сумок и пакетов. Рядом с ней вприпрыжку шагали два мальчугана, тоже с сумками и пакетами. Впереди группы вызывающе дерзко ступал бывший доктор наук, профессор-историк, по бокам держали шаг бывший заслуженный артист республики и бывший директор гастронома на Литейном, замыкал конвой бывший завбазой кожгалантереи. Чуть поодаль торопилась Роза, ободряя мужа своим присутствием. К удивлению готового ко всему отряда, ни у трапа самолета, ни в прохладных залах венского аэропорта Швайхайт их никто не встретил, кроме горластого представителя службы эмиграции и… взвода солдат, в задачу которых входила охрана новых эмигрантов от возможных нападений арабских террористов по дороге к перевалочному пункту, замку Шенон.
Через много лет в отдел регистрации приезжих иностранцев ОВИРа вошла женщина, одетая в деловой костюм, элегантный и наверняка весьма дорогой. Темные очки в изящной оправе скрывали пол-лица, подчеркивая скульптурную форму носа и красивые узкие губы, очерченные неброской помадой. Женщина представилась менеджером крупной американской трикотажной фирмы, имеющей филиалы во многих городах мира, в том числе и в Санкт-Петербурге. Услышав имя и фамилию американки, пожилая секретарь отдела регистрации приезжих иностранцев подняла голову и, сердечно улыбаясь, поинтересовалась, не та ли это Люба Э-а, что эмигрировала из страны в 1987 году. Американка кивнула – да, та. Секретарша всплеснула руками, окончательно расплываясь в улыбке: «Если бы вы знали, Люба, сколько неприятностей свалилось на нас после вашего… отъезда. Сколько поувольняли сотрудников…» Люба пожала плечами. Получив свои документы, достала из сумки флакон дорогих духов и положила на край стола…
Такая вот история, связанная с индейкой на День благодарения.
О, Чикаго!
Поезд компании «Амтрак» длинной гремучей змеей подползал к «буйному» городу Чикаго, громыхая на стрелках многочисленных путей, раздвигая громоздкие пакгаузы, ангары непонятного назначения, минуя маневровые тепловозы, дремлющие товарные и пассажирские составы. Внезапно, справа по ходу нашего движения, квадрат окна сфотографировал внушительный контур трехпалубного корабля, покрытого снежным настом с крупными сосульками, свисавшими с корабельных надстроек. И еще одно судно, поменьше, и тоже какое-то забытое, занесенное снегом, точно «Летучий голландец». «Так там же озеро Мичиган», – вспомнил я про голубой глаз штата Иллинойс.
Со школьных лет память хранила романтические названия пяти Великих озер: Мичиган, Верхнее, Эри, Гурон и Онтарио, а название Иллинойс как-то не очень проявлялось. Тем не менее вот он – двадцать первый штат Америки и третий штат по экономическому влиянию на жизнь страны. Французские охотники- трапперы и торговцы пушниной были первыми поселенцами на этих диких землях. Но в 1700 году англичане отвоевали у Франции эту равнинную страну, с тем чтобы после Войны за независимость отдать ее молодой американской республике. С тех пор и начался бурный рост нового штата несмотря на довольно скверный климат – зимой мороз с обильными снегами, холодрыга, а летом жарко и влажно. Теперь-то, глядя в окно на февральский Иллинойс, я могу объяснить, почему в знаменитых гангстерских фильмах бандюги на улицах Чикаго кутались в теплые шубы. Непонятно только, как они в уличном снежном мареве метко решетили из пистолетов своих противников. Недаром хитрец Меир Лански, «министр финансов» знаменитого Аль Капоне, к концу жизни перебрался от студеных ветров Чикаго в Англию. Однако символом штата Иллинойс является нежный цветок – фиалка, и еще птичка – кардинал. Есть и еще один символ – дерево, белый дуб, привыкший даже к канадским холодам. Впрочем, морозы – штука, несомненно, полезная, неспроста именно в северных странах людей отличает большая продолжительность жизни и крепкая хватка. Взять хотя бы сорокового президента Америки, бывшего киноактера Рональда Рейгана, одного из самых популярных президентов страны, – он родом из Иллинойса. А что касается писателей, тут и говорить нечего. Кумир шестидесятых Эрнест Хемингуэй – иллинойсец. А как перебрался к старости в жаркую Калифорнию – покончил с собой. Или нобелевский лауреат Сол Беллоу – тоже иллинойсец. Вообще-то он по происхождению из наших, российских, – Соломон Беленький. Но так уж заведено – раз родился в Америке, то нечего размазывать по бумаге свое имя. Коротко и ясно – Сол! Или знаменитый фантаст Рей Брэдбери – и он иллинойсец. Или артист Джек Бенин, который до восьмидесяти лет смешил всю страну, великий был комик…
За окном тянется длинная замызганная кирпичная стена, огораживающая заводские корпуса с дымящейся трубой. Точь-в-точь древний Ижорский завод под Петербургом. И вдруг, словно взрыв, – чаша гигантского стадиона, сверкающего сталью и стеклом. И вновь заводские стены… Какой-то мужчина разгребает лопатой снег у подъезда дома, похожего на большую китайскую пагоду… Поезд остановился, потом вновь двинулся, но уже задним ходом. Таким манером мы въехали в туннель, который и вывел состав к платформе подземного чикагского Юнион-стейшен.
Первыми потянулись к выходу амиши. Они снимались со своих мест подобно большим черным птицам, стаей выстраивались в проходе. К ним робко примкнули обе старушки, повязав седые кудряшки кисейными платками… Я пристроился за старушками в покорном ожидании, когда проводник разрешит пассажирам покинуть вагон… Старик «Линкольн» оставался в своем кресле, благоразумно решив не томиться зря в проходе. Оставался на своем месте и тот самый свистун. В тамбуре громыхнула пневматическая дверь, и пассажиры потянулись к выходу, где с платформы им улыбался старина Эдди.
Чемоданы и баулы, всю дорогу покоившиеся в багажном отсеке, уже ждали своих хозяев на платформе…