– Хорошо, хорошо. – Официантка перестала «раскатывать на коленях тесто» и вскинула руки на манер персонажей из итальянских фильмов. – Все, все… Рассказываю. Клянусь мами, самое плохое, когда человек жадный, он становится слепой, ничего не видит, только себя. Мой Стасик – так я сына назвала, в честь Анастаса Микояна – после института работал инженером. Потом он подал документы на выезд в Израиль – сам знаешь, да, как все происходило, ведь в нашей семье никогда не было евреев. Мы деньги заплатили и получили письмо, что наша дорогая тетя Песя целый день плачет в Израиле, хочет видеть своего родственника Стасика с семьей. Стасика выгнали с работы. Сказали: если ты армянин и вдобавок еврей, то сам найдешь себе работу, а позорить завод не дадим никому. И Стасик устроился работать страховым агентом… Еще чай хочешь, нет? Что, пузырь слабый? Ладно, ладно. Слушай дальше… Приехали в Лос- Анджелес, думали, что здесь много армян, большая община, нам помогут. Но никто нам не помог. Что у нас было? Один контейнер с рваным бельем… Только сестра хорошо устроилась. Один армянин, зубной доктор, взял на работу ее дурака мужа. Сестра нашла учеников – сольфеджио учить. «До-ре-ми-фа-соль», сам знаешь. Окна открыты, весь день несчастные дети гаммы кричат, как певчие в Эчмиадзине… А я, Стасик и его жена бегаем, ищем работу. Наконец Стасик устроился страховым агентом. Он пришел к сестре и говорит: «Тетя Эмма, поддержи коммерцию, застрахуйся с мужем». Сестру Эммой зовут, наш отец-шофер назвал ее в честь автомобиля «эм-один», такая машина была давно, «эмка»… Сестра говорит Стасику: «Хорошо, мы согласны. Только отдашь нам половину денег, которые получишь за нашу страховку». Стасик согласился. Прошло три года. Стасик нашел работу компьютерщика, купил дом, внук родился. Вдруг его вызывают в страховую компанию. Там был начальник-армянин из Степанакерта. Говорит: «Слушай, Стасик, кто такая Эмма? Твоя тетя?! Ах, сволочь, смотри, что нам написала! Требует вернуть ей деньги, а то подаст в суд. Возьми письмо, почитай». Стасик прочитал письмо и как стоял, так упал… Потом мне письмо принес. Я сразу узнала почерк сестры. Она написала, что, мол, ваш страховой агент Анастас Арзуманян три года назад плакал-умолял, чтобы застраховать меня с мужем на сто тысяч долларов. Пользуясь тем, что мы плохо знали английский, подсунул нам договор совсем не такой, о каком говорил. Мы подписали. Теперь мы выучили английский и поняли, что есть страховые компании лучше вашей. Требуем вернуть нам деньги, которые мы вам заплатили, – семь тысяч долларов и еще моральные издержки. Иначе мы напишем туда, куда надо, где специально следят за жуликами из страховых агентств. И вас с этим негодяем Анастасом Арзуманяном будут судить… Представляешь, родная тетя! – Официантка вновь принялась горестно «раскатывать на коленях тесто». – Я, как была в чувяках и халате, побежала на Сансет-бульвар, где жила эта гадина. Упала в ноги, рву волосы. Как ты могла такое написать?! А сестра говорит: «Слушай, что ты волнуешься? Так все делают, это ведь Америка. Компания вернет нам деньги, мы тебе отдадим то, что сняли со Стасика, как комиссионные за нашу страховку. И еще дадим, когда получим за моральные издержки. И вам хорошо, и нам хорошо». А ее дурак муж говорит: «Если будет суд, Стасик скажет, что тоже плохо знал английский. Пусть компания за все отвечает». Такие звери!
Официантка умолкла, повернула голову и посмотрела на дверь, что вела в подсобку. Заскрежетали петли, и в дверной проем высунулось широкое, волосатое лицо, похожее на физиономию уменьшенного Кинг-Конга.
– Аня, ахчи! Таз помой! – хрипло произнес «Кинг-Конг». – Два часа таз грязный стоит. И ведро. Барашка куда складывать? Ты головой думаешь? – Дверь захлопнулась.
Теперь мне стало понятно, почему со всего Лос-Анджелеса съезжаются люди в этот духан, чтобы поглазеть на лучшего повара из бакинской гостиницы «Интурист».
– Ладно, ладно! – Официантка махнула руками в сторону подсобки. – «Ахчи»! Тоже мне, девчонку нашел. На одну минуту присела, уже «таз помой»…
– Чем же кончилась эта история? – спросил я, расплачиваясь за кутабы и чай.
– Пока все тихо. Но если Стасика отдадут под суд, клянусь, я им горе сделаю…
Лос-Анджелес… еще немного
Двое славных людей – муж и жена, Генриетта и Марк, – несколько часов кряду возили меня по Лос- Анджелесу и рассказывали все, что они знали о Городе Ангелов.
– Если бы на свете не было Санкт-Петербурга, – говорила Генриетта, – первым городом мира я бы признала Лос-Анджелес.
Марк согласно кивнул, он внимательно следил за дорогой…
– Чем я благодарна Советам, так это вколоченным в пионерскую голову пренебрежением к обогащению. Здесь я смотрю на очень богатых людей, как на экспонаты, без восхищения и без зависти, – продолжала Генриетта. – А мир, что нас окружает, меня будоражит до спазм в горле. Часами я могу смотреть на океан…
– Просто перед океаном, как перед Господом, все равны, – буркнул флегматичный Марк. – Я не откажусь от миллиончика или двух, пусть лежат себе.
– Пусть себе лежат, – согласилась жена. – Мы на авеню Вильшер. А вот дом с самыми дорогими квартирами в мире.
Дом безликим каменным фасадом смотрел на авеню, названной по имени владельца этого здания. Каждая «квартира» занимала весь этаж и стоила несколько миллионов. Можно было прожить всю жизнь, не выходя из этих стен. В доме было все – от магазинов до парка, разбитого на крыше, и вертолетной площадки…
В свое время приятель Бернарда Шоу, «упертый» социалист по фамилии Вильшер, приобрел в даун- тауне участок земли и принялся возводить дом, дав тем самым работу калифорнийскому люду. За внешней заурядностью дома скрывались квартиры необыкновенной роскоши, квартиры-дворцы. Вильшер оказался предтечей современного «китайского пути», умудрившись совместить марксизм с капитализмом. Его увлеченность «прогрессивными идеями» была настолько сильна, что, будучи не единожды женатым, красавчик Вильшер несколько раз разорял своих состоятельных женушек, вкладывая деньги во всемирные социалистические фантазии. И самый дорогой в мире дом, с его системой «замкнутого в себе сообщества богатых обитателей», являл абсурдистское воплощение социалистической утопии Вильшера для… богатейших людей.
С именем капиталиста-марксиста Вильшера связано производство магнитных браслетов и поясов для гипертоников. Перехватив мой удивленный взгляд, Генриетта подтвердила:
– Да-да. Кульбиты судьбы. Кстати, за магнитные браслеты Вильшера почему-то судили.
– Вероятно, «левак» гнал, сукин сын, – буркнул Марк. Рассмеявшись, я чуть было не упустил информацию о музее нефтяного магната Поля Гетти, мимо которого мы проезжали. Тоже весьма занятная история… Сам Гетти никогда не был в музее, построенном на его деньги. Он жил в Англии, он любил Италию, он уважал Америку и хотел, чтобы американцы прочувствовали предмет его любви. Одержимый идеей, он купил в Помпее замок, разобрал и перенес в Лос-Анджелес. Со временем музей превратился в своеобразный Центр искусств, со своим театром, библиотекой, ресторанами. Гетти завещал похоронить его
