— При чем тут романтика?! Обыкновенная, элементарная порядочность и честность.
— Порядочность?! Честность?! — Стас напряженно засмеялся. — Как, по-твоему, Терновский честен? Интересно, ты хоть немножко поразмыслил над тем, что сегодня произошло? Почему я вызвал у начальника техконтроля чувство этой самой элементарной порядочности, а ты, старший контрольный мастер, не смог, а? Хотя твои сомнения в качестве защиты от радиации куда важней, чем несчастный шум в транзисторах… Да потому, что за подбор полупроводниковых триодов отвечает ОТК, а за расчет прибора — конструктор. Юридически Терновский — порядочный и принципиальный человек. А де-факто он сволочь! Почему? Сейчас объясню. Только принесу еще пива.
Стас взял кружку и стал пробираться к автомату, небрежно расталкивая митингующих. Филиппу казалось, что кто-нибудь сейчас повернется и затеет с ним скандал. Но люди терпеливо уступали Стасу дорогу, то ли не обращая внимания, то ли не желая вступать с ним в дискуссию. Апельсиновая рубашка ярко высвечивалась на фоне синих и серых спецовок. Однако — стоп! Кажется, кто-то возмутился. Слишком уж этот Стас бесцеремонен. И возмутился гражданин со спрятанной за пазухой бутылкой. Он что-то проговорил вслед Стасу… Вот Стас возвращается, слегка наклоняется к гражданину и что-то нашептывает ему. Гражданин отшатнулся.
— Ты сам туда иди, понял?! Стиляга!
Филипп видел, что Стас был очень доволен реакцией гражданина. Он дружески улыбнулся возмущенному хозяину «малосознательного» сеттера и повернулся к нему спиной.
Чем-то он нравится, чем-то — нет. Чего больше — симпатии или антипатии? Не понять! Вообще-то он странный человек… Ерунда! Философствующий мещанин. Или скептик. Они всегда кажутся интересными и смешными. Особенно молодые. А сколько ему? Он, конечно, старше. Это ясно.
— Слушай, а какого ты года?
— Тридцать пятого, — ответил Стас, водружая на мраморную поверхность стола вторую кружку пива. — А ты?
— Сорокового. Это тебя смущает?
— Не в этом дело. Ты пока не знаешь, как вести себя в новой обстановке. Если серьезно — могут подумать, что ты задаешься. Если простецки — могут с тобой обращаться запанибрата. А ты, вероятно, мечтаешь стать директором. А может быть, ты просто глуп и пыжишься. Впрочем, по тому, как ты себя вел в лаборатории, этого, не скажешь… Какой же ты на самом деле?! — Стас положил руки на стол, уткнулся подбородком в сжатые кулаки и с подчеркнутым любопытством уставился на Филиппа: — Какой же ты?!
— Да брось! — вдруг смутился Филипп. — Обыкновенный.
— Обыкновенный. Средний! Оптимальный!! Так сказать, среднеарифметический. Если можно было бы сложить все индивидуумы в кучу и разделить на число носов, то получился бы средний молодой человек. Эдакий середнячок. Обыкновенный человек, который за столом всегда у нас не лишний. А может быть, лишний, а? Может быть, потому, что все привыкли считать себя обыкновенными, у нас столько еще неприятностей?
— Вот как! Теперь я тебя немного понимаю, — улыбнулся Филипп. — Представитель секты неврастеников-нигилистов. Говоря проще…
— Проще не надо! — неожиданно зло заявил Стас. — Я не обыкновенный. Я могу понять. Мне даже известно значение слов «адекватный» или, к примеру, «люмбаго»…
— Ну вот, — огорченно произнес Филипп. — Мы еще не успели хорошо познакомиться, как успели хорошо разругаться.
Стас улыбнулся. Казалось, что он вспомнил смешной случай и еле сдерживается, чтоб его не рассказать.
— Чепуха! Сплошной треп. Я ведь тебе сказал: романтику заел быт. В качестве иллюстрации поговорим о Терновском.
Стас сделал несколько больших глотков и вытер губы салфеткой.
— Итак, Терновский В. А. родился в эпоху бурь и революций. В легендарном семнадцатом году ему едва ли минуло тринадцать лет, тем не менее при случае он любит вспомнить, как брал Зимний. Освоился до того, что вспоминает детали. Это безусловно говорит о хорошей зрительной памяти — с фотографической точностью воспроизводит популярный эпизод из популярного фильма, посвященного штурму Зимнего. Но не в этом его основное достоинство. Главное, он дурак…
— Льешь?!
— Ничуть.
— Значит, мне показалось. Удивительно, столько умников на этом заводе, а в начальниках ходит дурак.
— Производственная необходимость.
Филиппа начинал раздражать этот малознакомый парень со своими категорическими суждениями. Он чувствовал, что, если вновь разгорится спор, он не станет смягчать обстановку и уйдет. Плевать! Пусть обижается! Тоже нашелся ментор! Стас не заметил раздражения в тоне Филиппа. Он, пожалуй, не замечал и самого Филиппа. Он был поглощен своими мыслями и пивом.
— Дураки поступают просто. Они немного кокетничают, набивают себе цену, стучат кулаком и в конечном счете принимают брак. Собственно, не брак, а брачок. Маленький и незаметный. Брачок есть всегда, когда на заводе штурмовщина. Крупный брак он не пропустит, если непосредственно отвечает. Под суд и дуракам лень идти. А умный наоборот! Он заставляет работать цех. ОТК — это сила! Хотя это и сопряжено со многими неприятностями…
Филипп, пропустив мимо ушей рассуждения Стаса, уловил его последнюю фразу и задал вопрос:
— Почему?
— Что значит, человек первый день на производстве, — перевел дух Стас и незамедлительно изрек сентенцию: — Деньги нужны всем! И работникам ОТК, и почтальонам. Но, в отличие от всех прочих сограждан, работники ОТК попали в идиотское положение: чем добросовестней они работают, тем меньше получают. Если ты не пропустишь этот несчастный ПОА из-за повышенного уровня радиации, то сорвешь выполнение плана. Именно ты, а не кто иной лишит завод премии. В глазах общественности ты будешь занудой. Когда опаздывает автобус, принято ругать водителя, а не перекрытый железнодорожный шлагбаум… И сам ты лишаешься премии. А разве ты себе враг?
— Действительно. Смешное положение.
Стас уже не раздражал Филиппа. Наоборот. Он говорил о вещах, о которых. Филипп не имел почти ни малейшего представления.
— Твоя проповедь о служебном долге, или — как ее? — порядочности, нужна Терновскому, как в носу зубы. Тем более он ничем не рискует! Он любит светло-коричневые, голубоватые и розовые хрустящие фантики. Они вносят успокоение в его семейную душу. — Стас отпил несколько глотков и заключил: — А что делать?! Жить-то надо!
Филипп никак не мог справиться с бутербродом. Он слушал, изредка отхлебывая пиво, как чай. Заметив, что Стас поглядывает на второй бутерброд с сыром, Филипп придвинул к нему тарелочку. Стас не заставил себя долго упрашивать.
— К примеру, наш завод, — продолжал Стас…
Сегодня он чувствовал себя в ударе. Ему чем-то нравился Филипп. У Стаса не было друзей на заводе. Шесть лет работы — и ни одного друга. Бывает и так. Приятелей много, а друзей нет. Он был женат. Вернее, якобы женат. Вот уж с полгода, как они не живут вместе. Когда его спрашивают о причине разлада, он отвечает: «Не сошлись родителями». Это правда. Почти… Он жил с матерью, линотиписткой типографии имени Володарского. Мать каждую неделю сватала ему какую-нибудь из «испытанных» девушек-наборщиц. Девушки, красные от смущения, волнения и чая, уходили. Стасу они не нравились, и он их не провожал. Вначале Стаса это развлекало, потом — надоело. У него было несколько случайных приятельниц, с которыми он проводил вечера. Стас коллекционировал пластинки и магнитофонные ленты с записями модных песенок и джазовой музыки, пил при случае пиво «Сенатор», носил модные рубахи. Летом он ездил в альплагерь «Али-Бек», где слыл своим парнем. В один из отпусков купил мотоцикл «ИЖ» и носился по пригородам Ленинграда, нервируя дачников. Ухлопав в восемнадцать дней шестьдесят рублей на запчасти и восемь рублей на штрафы за «превышение и нарушение», он продал мотоцикл… Учился Стас в радиотехническом техникуме. Заочно. Техникум он собирался кончать в этом году; впрочем, у него были кое-какие
