– Сама, – повторила Зоя Романовна. – Хотела, чтобы Наташа перестала тебя мучить.
Брови Евсея Наумовича поползли вверх от удивления. При поредевшей седой шевелюре, брови сохранили черный цвет молодости.
– Думала, что, узнав об измене Эрика, Наташа выбросит его из своего сердца, – продолжала Зоя Романовна.
– Интересно. Откуда ты вообще узнала об их отношениях?
Зоя Романовна усмехнулась. Она достаточно сблизилась тогда с Эриком, чтобы узнать многое о его жизни. Да и Наташа в те времена не очень скрытничала.
– Скажи, Зоя. Ты была когда-нибудь дома у Эрика? – спросил Евсей Наумович.
– Нет. Никогда. А что?
– С тех пор, как я узнал, моя память, словно шампур, нанизывает истории про дурака, которого водили за нос. Как-то я отправился к Эрику. Без звонка. И узнал, что он, незадолго до моего визита, ушел куда-то с женщиной. Он мог уйти с кем угодно, а сейчас, вспоминая тот давний случай, в голове, как гвоздь: той женщиной была Наталья. А ведь заявись я раньше, и моя жизнь, возможно, изменилась бы. Или тот же Новый Афон, с его сезоном дождей. Ничто не ранит душу, как сознание, что тебя водили за нос.
– Знаешь, Евсей, я тебе скажу, – Зоя Романовна отняла палец от бокала. – Явись ты тогда раньше – ничего бы не изменилось. Ровным счетом ничего! Только прибавил бы себе терзания – и все. Такой у тебя характер.
– Почему же?! Если честно, я тоже не всегда был ей верен.
– Может быть, тебя, как мужчину, и заносило. А как мужа… У тебя, Евсей, характер женщины, которая, вопреки всему, пытается сохранить семью. Тебе изначально нужна была другая жена.
– Такая, как ты? – сорвалось у Евсея Наумовича.
– Да. Такая, как я. Мы, Евсей, давно живем на этом свете. И кое-что поняли. Я больше, ты – меньше.
– Почему же такая пропорция? – ревниво вопросил Евсей Наумович: его стала раздражать гостья.
– Почему? Потому, что ты вновь из-за своего характера стоишь на пороге опрометчивого шага.
– Вот как?! – озадаченно воскликнул Евсей Наумович.
– Да. – Зоя Романовна близоруко прищурила глаза. – Эта молодая женщина.
– Что?! – изумился Евсей Наумович. – Что за намеки?!
– У тебя появилась женщина, которой ты годишься в отцы. А то и в деды.
– Ну, знаешь! Так много сразу открытий, – буркнул Евсей Наумович. – Давай-ка помолчим.
– Иначе, пора мне и честь знать? – Зоя Романовна поднялась с места. – Где подарок?
Узкая не по годам талия, подчеркивающая полную грудь, привлекли внимание Евсея Наумовича сразу же, как Зоя Романовна вошла в прихожую, сняла светлый плащ и осталась в изящном черном костюме. А сейчас, разгоряченная разговором и вином, она показалась еще более привлекательной. Особенно когда большие круглые очки в модной оправе вновь спрятали ее лицо. Бледно-розовые пятна, что поначалу выступили на щеках и шее, сейчас растеклись ровным бархатным тоном, делая ее моложе лет на десять, если не больше. Еще ее молодила прическа – стянутые к затылку пепельные волосы над высоким лбом, помеченным мелкими, едва приметными двумя полосками, точно муравьиный след на песке.
– Так где же мой подарок? – Зоя Романовна окинула взглядом профиль Евсея Наумовича. – Ты и вправду стал каким-то смешным.
Он пожал плечами, подошел к буфету, взял Будду и поставил на стол. Широкоскулая физиономия божка источала добрейшую улыбку, живот бочкой выпирал из-под задранного балахона, подводя к мысли, что на свете нет ничего более важного, чем вкусная еда, беззаботная жизнь и мирские удовольствия. А хитрый прищур раскосых глаз, наоборот, предупреждал, что ко всему этому надо относиться осторожно, с оглядкой, не перегибать палку. Об этом предупреждали и его тонкие девичьи пальчики.
– Хитер боженька, – Зоя Романовна приподняла Будду. – И весит килограмма три.
– Два с половиной, – поправил Евсей Наумович. – Я взвешивал.
– Ну и оставил бы его там.
– Мне они выдвинули ультиматум.
– Видно, у тебя с детьми не простые отношения.
– С некоторых пор да. К сожалению.
Евсей Наумович выбрал из вороха пакетов крепкую сумку, опустил в нее Будду и вышел в прихожую, следом за гостьей. Его ноздри уловили нежный запах духов.
Странно, почему я их ощутил лишь сейчас, подумал Евсей Наумович и похвалил запах. Держа на весу светлый плащ, он, чуть подавшись вперед, укутал ее и держал руки на ее плечах, чувствуя через ткань жар ее тела. Казалось, Зоя Романовна этого не замечала. Может быть, делала вид, что не замечает.
– Так далеко ехать, – проговорила Зоя Романовна. – На метро минут сорок, потом на автобусе. А уже двенадцатый час ночи.
– Оставайся. Спальня в твоем распоряжении. Завтра поедешь.
Зоя Романовна повернула голову и взглянула через плечо.
– Раньше надо было, Евсей. Хотя бы после отъезда Наташи.
– Куда же ты запропастилась так надолго? – усмехнулся он.
– Не решалась. Из-за Эрика.
– Как?! У вас продолжаются отношения?
– Я Эрика не видела лет двадцать, если не тридцать. – Зоя Романовна не сводила глаз с Евсея Наумовича. – Поначалу я не хотела, чтобы ты знал об этом. Думала, что тогда потеряю тебя совсем. А потом, потом привыкла. Лишь когда умер Лева Моженов, когда я позвонила тебе и сообщила о похоронах. Помнишь?
– Помню, – Евсей Наумович продолжал держать плащ.
– Грешно сказать, но я обрадовалась поводу тебя увидеть. А ты меня не узнал. Конечно, прошло столько лет.
– Не узнал. Очки, какой-то черный платок, – признался Евсей Наумович. – Я провожу тебя до метро.
Он быстро оделся и следом за гостьей вышел из квартиры.
Кабина лифта где-то застряла и на вызов огрызалась коротким металлическим стуком. Пришлось отправиться по лестнице. Колодезная сырость подъезда влажным компрессом охватила лицо. И еще темень, приходилось ногами ощупывать края ступенек.
– И у меня такой же бардак, – проворчала Зоя Романовна в спину Евсея Наумовича.
– За что мне нравятся такие подъезды – после них улица кажется праздником, – Евсей Наумович бережно нес Будду.
– А у меня кошки на лестнице ночуют. Как-то наступила в темноте. Испугалась до смерти. Колготки в клочья. Неделю лечила царапины от когтей.
– У нас тут такой зверь живет, – через плечо ответил Евсей Наумович. – Сенбернар! Какие там кошки! Во всем дворе ни одной живой твари, всех разогнал. Даже мертвого младенца в мусорном баке нашел.
– Как это? – Зоя Романовна остановилась.
Евсей Наумович не ответил, толкнул дверь подъезда и вышел во двор.
Побитые осенней непогодой четкие силуэты деревьев чернели на фоне густой сини неба. Бледные фонари запутались в их ветвях, подобно большим желтым крабам в рыбачьих сетях. К ночи станция метро была не особенно многолюдной. И, пригасив огни, стояла у кромки парка, подобно пасхальному куличу.
Евсей Наумович хотел было спросить, откуда Зоя узнала о Лизе, но передумал. Во-первых, тут наверняка не обошлось без Рунича, вернее, не без его приятеля, рыжего Ипата, который когда-то повстречался им в театре. Во-вторых, и это главное, Евсей Наумович понял, что ему глубоко безразлично – кто и что пронюхал о Лизе. Для него она сейчас превратилась в фантом, в бестелесное существо, в одно из своих прегрешений перед Натальей – единственным на свете человеком, потеря которого оказалась трагически невосполнимой, несмотря ни на что. И даже, наоборот – во многом, что произошло, он винил только себя.
Зоя Романовна остановилась, взяла из рук Евсея Наумовича подарок. Покачала головой, удивляясь тяжести божка. Сквозь очки ее глаза смотрели печально и ласково.
