— А что, Глафира Степановна, у вас девять классов образования. И вроде техникум.
— Лесотехнический, — с непонятной интонацией добавила Глафира.
— Не перевести ли вас в диспетчерскую? На сто десять рублей?
— Да нет уж, не надо, — испуганно воскликнула она. — Мне и так хорошо.
— Так ведь зарплата больше.
— Я к вам, Андрей Александрович, не жаловаться пришла на работу, а по другому вопросу.
Тарутин встал, разминаясь, сделал несколько шагов по кабинету.
— А если мы установим автоматическую мойку салона автомобиля, будете вы тогда держаться за свое место?
Глафира накинула косынку, пальцем заправила упругие завитушки волос.
— Давно грозятся… А эта автоматика и окурки будет выковыривать из щелей?
— И окурки. Высасывать. Пневматикой, — усмехнулся Тарутин.
— Ну, это мы еще посмотрим… А пока на мой век хватит. — Она направилась к двери.
— Послушайте, Глафира Степановна… Сколько вам остается за смену? Честно.
Женщина обернулась, дерзко вскинув выпуклые глаза на Тарутина.
— Все мои. А кооператив строить мне не хочется. Подожду. Улучшение жилищных условий рабочего класса — забота государства! — И вышла, аккуратно прикрыв дверь.
Тарутин в досаде хлопнул кулаком о ладонь. Рабочий класс! Выковыривает окурки из щелей в салоне да проводит мокрой тряпкой по резиновому коврику. А с такой легкостью бросается словами «рабочий класс». Чему-чему, а этому выучились. Ну, кто там еще на очереди из таких «рабочих»?
В кабинет вошла женщина с баулом в руках. Широкое курносое лицо. Ярко-красные губы. Челка.
— Таня Петухова. — Она уверенно протянула Тарутину ладонь. — Извините, что я вас тревожу, товарищ директор. Но по-пустому я бы не пришла, честное слово.
Тарутин без энтузиазма пожал пухлую ладонь, мучительно пытаясь припомнить, где он видел эту гражданку.
— Ларечница я. На углу мой киоск..
Тарутин вернулся к своему столу.
— Что же вы хотите?
Женщина села на край кресла и поставила на пол баул.
— Ну что вы в меня вцепились, Андрей Алексаныч? В торге предупредили, что киоск убирать будут с площади. Что вы вроде настаиваете.
— Видите ли…
— Таня… — кротко подсказала ларечница.
— Видите ли, Татьяна, лично против вас я ничего не имею. Но винная точка рядом с таксомоторным предприятием…
— Значит, у завода можно, а у парка нельзя?
— Не знаю, не знаю, — мучительно морщился Тарутин — Я отвечаю за свой участок.
— А за мой план кто ответит?
Тарутин молчал, всем своим видом выказывая неудовольствие этим визитом.
— Неужели два взрослых человека не могут договориться между собой? — осторожно произнесла женщина, — Ну подождите до весны, а, Андрей Алексаныч? Куда мне перебираться на зиму глядя?
Тарутин потянулся к кнопке селектора, чтобы вызвать следующего посетителя. Женщина вскинула руку, предупреждая его движение.
— А я вам подарок за это сделаю. — И, очевидно, по-своему истолковав удивление, мелькнувшее в широко расставленных темных глазах директора, торопливо добавила: — Дубленка есть у меня. Точно на вас. Серая, с пушистым воротником.
— Серая? — растерянно произнес Тарутин.
— Ага! С пушистым воротником. — Женщина тряхнула круглой головой с аккуратной, только что из парикмахерской, прической.
— Взятка?
— Уважение! — Женщина подняла короткий палец с ярко-красным, словно стоп-сигнал, ногтем.
— А если я милицию вызову?
— А свидетели? — в тон ответила женщина.
Она подобрала обвисшие ручки баула.
— Жаль, Андрей Алексаныч, — мягко произнесла женщина. — Такая дубленка себе хозяина найдет. Какого-нибудь кривоногого охламона из управления вашего. Напрасно вы себя шубы лишили. Другой ларек, поверьте, труднее взять, чем Берлин, я-то знаю… Просто вы мне приглянулись. Проходите, бывало, мимо, а у меня сердце замирает, честное слово. И не остановитесь…
Руки ее, белые, крепкие, падали вдоль туго натянутого голубого платья с металлическими пуговицами.
— Вот я и думаю: пойду сама к нему. А что касается ларька, гори огнем! Хотите — сама его руками этими порублю на щепки, если скажете.
Тарутин молчал. И никак не мог согнать с лица улыбку, гипсовой маской стянувшую кожу.
Женщина повернулась и пошла к двери. Баул тяжело тыкался в ее ноги…
Когда в кабинете появился заместитель директора по коммерческой части Цибульский, с лица Тарутина все не сходила странная гримаса.
— Чему вы улыбаетесь? — хмуро проговорил Цибульский.
— Так, Федор Лукич, забавно все…
Цибульский плюхнулся в кресло, положил на колени прозрачную тоненькую папку, вспорол серебристую змейку замка и вытащил несколько листов бумаги.
— Честно говоря, я уже смирился с вашим странным отказом от новых автомобилей. Я подумал: если человека поставили директором такой большой конторы, как наша, то этот человек должен крепко взвесить каждое свое решение. К тому же, как полагают специалисты, нервные клетки не восстанавливаются… Так вот, наконец прислали наряды на некоторые запасные части. Если вы и от них откажетесь, я подам заявление об уходе — так работать нельзя.
— Заранее предъявляете ультиматум, Федор Лукич? — Тарутин перенял из рук Цибульского наряды и положил перед собой на стол. — Вы не совсем четко представляете смысл моего отказа от новой техники. А смысл прост: обратить внимание министерства на наше положение. Не для того, чтобы провалить очередной месячный план. Мне кажется, я выбрал верное направление… Что касается запасных частей, то это другой вопрос, Федор Лукич! Не путайте божий дар с яичницей. Остается лишь сожалеть, что нам их мало выделили.
Цибульский свел у подбородка широко растопыренные пальцы рук. Смуглое его лицо было сосредоточенно.
— Да, мало. Но может быть гораздо больше. Нужны фонды.
Тарутин пытливо посмотрел на энергичный профиль своего заместителя.
— Фонды на выделенные запчасти предусмотрены.
— Нужны дополнительные фонды для непредусмотренных запчастей.
— Не понимаю вас, Федор Лукич.
— Скажите, что должно отличать меня, вашего заместителя по коммерческой части, от вас?
— Для начала внешность. Чтобы сотрудники нас не путали.
— И не только внешность, — серьезно ответил Цибульский. — Предприимчивость! Вот что меня должно отличать. Вы разрабатываете направление, я его осуществляю. И в наших с вами условиях предприимчивость — фактор немаловажный.
— Так-так, — улыбнулся Тарутин. — Что же вы хотите предпринять?
— Для начала — заручиться дополнительным фондом.
— А дальше?
— Дальше. Одолжить у вас, ну, скажем, рублей пятьсот.
— Вот как? — удивился Тарутин. — Для чего?
— Для представительства.
