— Господи, Андрей Александрович, — пропела она на свой обычный манер. — А я уж и пломбир приготовила.
Вопреки обыкновению Тарутин не стал обходить стеллажи, заставленные деталями и агрегатами, а направился прямо к рабочему месту. Муртазова, ступая следом, настороженно смотрела в его высокую спину.
— Крылья правые получили, Андрей Александрович. Наконец-то. Их, оказывается, в тупик загнали где-то в Харькове…
Не оборачиваясь, Тарутин прервал ее резко и негромко:
— Сядьте, Муртазова. И слушайте меня внимательно.
— Батюшки! Стряслось что?
Муртазова нащупала рукой табурет и медленно присела, не сводя глаз с директора.
— Вы сейчас опломбируете склад и сдадите ключи мне.
Блеклые брови Муртазовой скакнули вверх, сдвинув на лбу кожу в глубокие серые морщины.
— Новости какие-то, Андрей Александрович. — Голос ее оставался все тем же мягким и доброжелательным. — Или провинился кто чем?
— Приказ. — Тарутин протянул ей лист.
Муртазова взяла бумагу и принялась читать.
Тарутин ждал. Всю вторую половину дня он сегодня занимался этим вопросом. Ездил в милицию, ознакомился с протоколом, разговаривал в парткоме и профкоме. По статусу своему он был вправе единолично решать вопрос о ревизии. Но слишком все это было серьезно — отрезать на несколько дней парк от центрального склада. Существовала «дежурка», но надолго ли ее хватит? Вдруг увеличится аварийность или возникнет что-либо непредвиденное? Но самым сложным оказалось собрать ревизоров. Основной костяк группы народного контроля — водители — кто работал на линии, а кто отдыхал дома. С этим вопросом тоже справился…
— Приказ. — Муртазова положила листок на стол. — И все же непонятно: с чего вдруг вы всполошились?
— Там написано. Внеплановый переучет. В связи с наступлением зимнего сезона.
— Зима-то приходит по плану. — Муртазова покачала пальцем у своего широкого носа. — Ох, темните, директор. Что-о-о это вы задумали, бедовая головушка? Или мне заранее подать заявление, а? По собственному желанию. И возраст пенсионный.
— Не стоит, Раиса Карповна, — в тон проговорил Тарутин. — Если что ревизия обнаружит, то какое там собственное желание! По статье уволю. И дело передам куда следует.
— Вот оно как. — Голос Муртазовой твердел. — Сами видите, какое хозяйство. Песок. При охоте всегда упущение найти можно.
— Разные бывают упущения… Как вашего зятя зовут? Игорь? Игорь Черенков? Вы, надеюсь, в курсе, что его задержали с покрышками и коробкой скоростей? Со склада нашего таксопарка… Только в милиции не знали, что Игорь этот зять ваш. И до сих пор не знают. Я им об этом не сказал. Мало ли, вдруг проверка ничего не обнаружит? Зачем же вашу фамилию зазря трепать? Работаете в коллективе. Поэтому я и придумал для всех в парке этот «зимний сезон».
— Спасибо, спасибо. И верно, проработала в парке без малого два десятка лет. Муж сорок лет шоферил. И умер за рулем. Друзей-товарищей — полон парк. И вдруг в жулики меня выставлять! Да мало ли где и с кем этот молокосос, зять мой, ходил-кувыркался?
— Я и говорю, Раиса Карповна. Возможно и совпадение. — Голос Тарутина звучал спокойно и сухо. — Действительно, доход ваш рублей сто пятьдесят на круг, верно? Быт устоялся — квартира, хозяйство. Ну зачем вам на преступление идти, а? Логично… А я, Раиса Карповна, как всякий нормальный человек, ненавижу жуликов, казнокрадов, фарцовщиков, взяточников и спекулянтов. Ох как ненавижу! Дело даже не в том, что они государство разворовывают. Они смуту сеют в душах людей. Соблазн. А соблазн как зараза. И порядочный человек в искушение может войти. Ведь всегда найдется чему позавидовать, жизнь-то проходит. Вот они, как гниль, сволота эта чванливая, это хамское племя, подтачивают душу. Вся эта погань, жулики всякие, ухмыляются пастью своей золотой над честным человеком. Мол, дураки, жить не умеют. У них наглые сытые морды, глазки хитрющие. Лапы липкие. Хоть внешне они такие же, как и все. В толпе не отличишь. Но жить с ними в одном городе, дышать одним воздухом унизительно для каждого человека. Руку пожимать, здороваться, в товарищах и знакомых числить. Унизительно… Понимаю, жизнь сложная штука, могут быть всякие варианты, танком через нее не прорваться. Иной раз и приходится идти на компромисс… Но разница есть, разница…
Муртазова одобрительно кивала тяжелой головой, всем своим видом показывая, что она целиком и полностью разделяет точку зрения директора. И готова в чем угодно оказать помощь. Но, видно, не хватило у нее сил сдержаться, отказать себе в удовольствии высказаться по этому поводу. Хоть и надо было промолчать, надо было. Умом понимала, а вот язык не слушался.
— Я вот и думаю, Андрей Александрович… Один, например, в водяной будке сироп разбавляет, а другой так на своем рабочем месте трудится, что вконец это рабочее место разваливает. Честно разваливает, без всяких там шахеров-махеров. Оттого что способностей к работе нет. Убытков на миллион принесет, хотя себе лично от этого и куска не перепадет. Первого, ларечника нашего, в кутузку, по закону. А второго на другой объект переводят. Или даже в чинах повышают. С первым вы и здороваться брезгуете, а со вторым, значит, на собраниях встречаетесь. Кофе в буфете пьете… Вот я и думаю. Ведь первый-то рядом со вторым — агнец божий… Где же ваша справедливость?
Муртазова с усмешкой посмотрела в разгоряченное лицо Тарутина, хитро прищурив глаза.
— Ну… «вторых» тоже не очень-то жалуют. Есть закон… — Тарутин смутился. Этого еще не хватало. — Вы, Раиса Карповна, не меня ли имели в виду, когда вторых вспоминали?
— А вы, Андрей Александрович? Вы кого имели в виду, когда речь про жуликов держали? Не меня ли?
— Пока не вас. Пока! Дальше будет видно.
— Ну а я… именно вас и имела в виду. Парк-то разваливается. Люди твердой руки не чувствуют. Каждый на себя одеяло тянет. Не слепые мы, видим. Вот вы и ищете виноватых, стало быть… — Рыхлые щеки Муртазовой тряслись. — Хотите на меня свою неумелость свалить, да? Запчастей из-за меня, дескать, не хватает! Не выйдет, голубчик. Скольких я директоров пересидела, пальцев на руках-ногах не хватит пересчитать. То-то… Но чтобы кто-нибудь безо всякой подготовки склад закрыл! Это не магазин — перешел улицу и купил каравай… Да водители завтра полпарка разнесут в простое…
Муртазова что-то еще говорила, громко и зло. От высоких стен склада пахло сыростью. Тарутин почувствовал усталость. Он вспомнил, что так и не успел сегодня пообедать. И вроде бы есть не хотелось, а сейчас внезапно пробудилось тупое чувство голода. И отдохнуть не мешало бы, если вечером он отправится в гости к Кораблевой…
— Так вот, Муртазова. Закройте склад, опломбируйте. Ключи сдадите мне.
Оранжевый «Жигулек» пошел на обгон. Четыре противотуманные фары придавали машине задиристый, петушиный вид. Нарушив сплошную разделительную линию, «Жигулек» выскочил на встречную полосу движения.
Сергачев сбросил газ. Устраивать гонки с автолюбителями он считал ниже своего достоинства. Но сидящий рядом пассажир нервно отреагировал на такое нахальство.
— Уделывает нас «Жигуленок»! — крикнул пассажир огорченно.
Сергачев молчал, глядя на влажный после дождя асфальт шоссе.
— Обгоните его, — умоляюще проговорил пассажир.
— Не надо, прошу вас, — перебила пассажирка с заднего сиденья.
— Обгоните, обгоните! — взмолился пассажир.
— Будет стоить, — усмехнулся Сергачев. Он ничего не имел в виду, просто сказал, да и все. Вырвалось по привычке…
Пассажир воспринял это должным образом — достал из кошелька металлический рубль и хлопнул им по торпеде. Сергачев удивился, но отступать было не в его правилах, и он чуть прижал акселератор. Красная полоска на спидометре миновала цифру сто. «Жигулек» некоторое время шел рядом, но потом
