чувствует, что дело серьезное. Значит, крепко ее подцепил директор. Да этого и следовало ожидать, слишком уж она обнаглела, слишком. Правда, ни к чему сейчас тормошить Раиску, много всякого знает она о делах в парке, все слухи-сплетни собирает. И каждый ей рассказывает, в доверие втирается. Материально- техническое снабжение. Он и сам в войну занимался этим делом в танковой дивизии. Помпотех назывался. Генералы за руку здоровались…
Вохта аккуратно записал номер телефона и протянул Валере.
— Как говорится, сухого тебе асфальта, парень… И вот еще что…
Он пригладил ладонью редкие волосы и встал, отодвинув коленями стул. Сделал несколько шагов по комнате на крепких коротких ногах. Остановился рядом с Ярцевым. Постоял. Подошел к Сергачеву и также ненадолго задержался. Вернулся к Валере.
— Хорошо, все втроем тут оказались. И специально захочешь, не соберешь… Так вот, ангелочки мои милые. Еще раз услышу, что вы толчетесь, как базарные бабы, глотки дерете на работе, — добра вам от меня не видать… А ты, Коля, попомни. — Вохта обернулся к Ярцеву. — Тебя та история, у аэропорта, более всех касательна. Валерий-то в такси желторотый. Увидел, что ты с клиентом наглеешь, вступился…
— Я что? — Ярцев виновато скосил круглые глаза. — Смена моя закончилась, в парк собирался. Просто услужить хотел людям…
— Услужить? С каждого по три рубля. — Вохта повысил голос.
— Я-то что? — Ярцев, кажется, смутился.
— А ничего! — В тонком голосе Вохты прорвались визгливые ноты. — Не на себя работаешь! На государство! А что и перепадет, так радуйся, не зарывайся. Люди тебе трудовой копейкой платят. Небось сам-то переплачивать не горазд…
Ярцев вобрал голову в плечи и сидел ссутулясь.
Валера переводил удивленные глаза с Ярцева на Вохту. Сергачев продолжал безучастно смотреть в окно. Потом, не скрываясь, приподнял пальцами обшлаг рукава и взглянул на часы. Вохта перехватил его взгляд.
— Четверть первого, Олег Мартьянович, — многозначительно подсказал Вохта.
— Семнадцать минут первого, Константин Николаевич, — поправил Сергачев.
— Опаздываете?
— Ничего. Могу немного и посидеть.
— Вот нахал, — усмехнулся Вохта. — Как вам это нравится? И я еще должен его выручать.
— На то вы и наш отец родной. — Сергачев вытащил платок и громко высморкался.
— И родной, — подхватил Ярцев.
— Для тебя-то особенно. И мать и отец.
Ярцев потемнел лицом, но тут же маленькие морщинки его стянулись в обычной хитроватой улыбке. Точно на мгновенье приподнял маску.
— Ты о чем, Сергач?
А Валера продолжал переводить глаза с одного на другого. Эти люди, такие для него одинаковые и малоприятные еще несколько минут назад, вдруг показались совершенно разными из-за каких-то особых, неизвестных Валере отношений между собой. Смутно догадываясь, что он имеет ко всему этому какое-то прямое касательство, Валера чувствовал себя неловко…
— Так я пойду, — проговорил он негромко.
Вохта двигался по комнате, склонив набок тяжелую голову. Резко остановившись перед Сергачевым, он проговорил добрым, спокойным голосом:
— Плох я для тебя, плох. А без меня не сможешь. И никто из вас не сможет без меня.
— Это точно, — подхватил Ярцев в тон начальнику. — Не смогут без вас, точно.
Вохта, не снимая очков с лица, протер их пальцами.
— Уйду на пенсию, поймете, что значит начальник колонны. А то бегаю из-за каждого, переживаю, точно за родных. А благодарность? Не дождешься… Вон как Сергачев на меня волком смотрит. Э-хе-хе… — Он вернулся к столу, достал путевой лист и протянул Валере. — Поезжай на одну смену для начала… И вот еще, личная просьба: постарайся привезти рубля три сверх плана. Машина у тебя хорошая. Договорились?
Валера взял лист и вышел.
— Вот. Даже спасибо не сказал, — мимоходом обронил Вохта.
— За что же благодарить? — усмехнулся Сергачев. — За лишних тридцать платных километров к плану?
— Я не приказывал, я просил, — сухо оборвал Вохта. — Теперь тобой, Сергач, займемся… Поставь автомобиль на этаж, в кладовую. Я дам тебе ключи. Сегодня сторожем Захар, человек свой. Пусть кладовую снаружи замкнет, а ты там без лишнего шума все отладь. Я пошлю тебе надежного жестянщика. Но только чтобы все шито-крыто. Как сделаете, спустись ко мне. Помечу тебе путевой лист, как после возврата, по моему приказу… Кто тебя засек в парке?
— Шкляр, — нехотя проговорил Сергачев.
— От паразит. Жизни от него нет. Свалился на мою голову… Делай как сказал. Остальное возьму на себя… Вот ключи от кладовой. Ступай.
Тоскливо было на душе у Сергачева. Горло вязала сухость, надо было бы съесть чего-нибудь. Или еще лучше выпить. Жаль, что на линии. А может быть, оставить машину, пойти и напиться? Он давно не напивался, даже не помнил, когда это было в последний раз. Сергачев взял ключи от кладовой и вышел.
Ярцев смочил слюной растрепанную кисточку и принялся размазывать желтую краску.
— Весь заголовок освежить надо. А то заметно… Этот Шкляр во все дыры лезет.
— Добросовестный человек, — пробурчал Вохта.
— А я так скажу, Константин Николаевич, — почтительно перебил Ярцев. — Добросовестный человек хорош при налаженном деле. А как у нас, тот же Шкляр только баламутит, верно говорю… Взять самого-то папу нашего: суетится, от машин отказался новых. Подумаешь, ставить ему некуда. Да хоть друг на дружку… У шоферов всегда был кавардак, хоть двор паркетом настели да белые халаты всем выдай. Служба такая! Дров он наломает — и в сторону, сбежит из парка. Мало нам того, что есть, еще и его дрова разбрасывать придется, помяните мое слово…
— Э-хе-хе, Ярцев… Тоже за дело болеешь…
— А что, Константин Николаевич, ведь и вам с Тарутиным не столковаться, все видят.
Вохта вытащил спичку, переломил и принялся ковырять в зубах. Он видел старательно склоненный над листом узкий ярцевский затылок, поросший редкими светлыми волосами. Прав он, не сошелся с новым директором Вохта, не сошелся. Крупных конфликтов между ними пока не было, но чувствовал Вохта — зреет это в каждодневной суете, как нарыв под кожей. Обычно Вохта понимал своего начальника. Плох тот для него был или хорош, но понимал. Тогда можно было и подладиться, линию поведения выработать. А Тарутина Вохта не понимал, не чувствовал. В этом и вся загвоздка. Еще тут и Раиска Муртазова возникла. Та всех одной цепочкой повяжет, баба злая. Хоть Вохта особенных дел с ней не имел, но остерегался, слишком она во всякие тайны производственные посвящена… Эх, уйти бы на пенсию. Хватит, отслужил свое. И не для себя старался, для государства. Да разве поймут? Половина парка на него волком смотрит, прохиндеем и жуликом считают. Никто знать не знает и ведать не ведает, сколько сил и ума он затрачивает, чтобы порядок свой в колонне поддерживать. На то он и первый. Не то что тихоня Сучков или горлодер Садовников, да любой из начальников колонн. Все хозяйство развалили, мерзавцы. А столько же получают зарплаты, как и он. Без разницы. За счет его, Вохты, держатся, а презирают. Да грязью втихаря поливают… Действительно, уйти на пенсию. Старость ему государство обеспечило, и, надо сказать, безбедную. Пора и на покой. Что-то все чаще и чаще с ног сбивается. Видно, всему свое время… А с другой стороны — что за жизнь без работы? Стучать домино в садике? Пропадет с тоски, болеть начнет…
— Хорошо заштопал, молодец. — Вохта одобрительно разглядывал свежую надпись. — Видно, почерк у тебя, Николай, хороший, рука твердая.
— Что-что, а почерк у меня хороший, — согласился Ярцев.
— Вот и написал бы письмо министру.
Ярцев повернул голову, удивленно моргая короткими ресницами. Вохта грыз спичку, придерживая ее
