знакомства какие-то выгоды для себя. Навязывались в друзья. Брали номер телефона. Звонили. Просили. Его всегда удивляло, как люди из любой ситуации стараются извлечь какую-то выгоду. Сам он был человеком иного склада. Мысль о том, что его поведение в тех или иных обстоятельствах могут расценить как личную заинтересованность, вызывала в нем беспокойство. Он избегал лишних встреч с людьми, которые в силу своего служебного положения могли влиять на его судьбу. Не звонил, не поздравлял с праздниками, с юбилеями и датами. Со стороны он кое-кому казался черствым человеком. И это его угнетало. Он переживал… но ничего не мог с собой поделать.
Вот и сейчас Тарутин ловил на себе взгляд лысого толстячка. Наверняка автолюбитель. Ждет момент, когда можно будет подсесть, взять номер телефона. Тарутин решил не смотреть в его сторону, не давать повода для сближения…
Гости за столом сбились в группки, рассказывали какие-то истории. Видимо, они были хорошо знакомы друг с другом. Двое мужчин скинули пиджаки. И Тару-тип решил последовать их примеру. Но сидя это делать было неудобно…
— Разрешите поухаживать? — Кораблева ловко помогла Тарутину, набросила пиджак на спинку стула и присела рядом. — Выпьем, Андрей Александрович. — И не дожидаясь согласия, наполнила водкой две высокие рюмки.
— За что же будем пить? — Тарутин приподнял рюмку. — За вас!
— Нет. За исполнение желаний.
Кораблева по-мужски, на одном дыхании опорожнила рюмку. Лысый толстяк издали наклонился, чтобы лучше видеть Кораблеву и Тарутина.
— У нас в парке когда-то был сторож, так он тормозную жидкость пил. Раньше ее на спирту замешивали. Он ходил по парку с бутылкой, выискивал, где тормоза прокачивают. И бутылку свою подставлял. Ничего, знаете. Выпьет, закусит сахаром и дальше шагает…
— Ну и что? — спросил кто-то.
— Ничего. Тормозил хорошо. — Толстяк добродушно улыбался.
— Кто это? — спросил Тарутин.
— Мой бывший муж, — ответила Кораблева. — Он всегда приезжает на мой день рождения. В Москве работает. В институте проблем управления.
— Давно вы разошлись? — Тарутин облегченно вздохнул. Кажется, он ошибся, это не автолюбитель.
— Восемнадцать лет прошло. Кстати, деловой человек. Был шофером, стал кандидатом наук.
Кораблева поглаживала мизинцем темную дужку на переносице, соединяющую брови. Из соседней комнаты после короткой паузы вновь послышались звуки музыки.
— Ваша длинноногая лань оказалась проворней, чем можно было ожидать.
Тарутин бросил на Кораблеву быстрый взгляд.
— Ошибаетесь, Жанна Марковна. Это я оказался проворней, чем можно было ожидать.
Кораблева усмехнулась, продолжая поглаживать переносицу.
— Вам так кажется, Андрей Александрович. Интуиция меня редко подводила. — И добавила загадочно: — Бывало, что я ее подводила, а она меня нет.
Толстяк отодвинул стул, явно намереваясь присоединиться к Тарутину и Кораблевой.
— Спешу! Спешу на молчаливый зов! — Он прихватил свою рюмку.
Кораблева улыбнулась ему, но глаза ее блестели серьезно и сухо.
— Вам нужна умная советчица, Андрей Александрович.
— У меня такая есть, Жанна Марковна. Вы.
— Уйду я от вас. Не работать нам вместе. Вы человек непонятный. А я люблю ясность.
«Чем же я непонятный?» — подумал Тарутин, но промолчал, поглядывая на приближающегося толстяка.
— Познакомьтесь. Это Петр Леонидович.
Кораблев поставил рюмку и протянул Тарутину мягкую ладонь. Его острые глазки весело блестели.
— В Москву меня приглашает бывший муж, — проговорила Кораблева. — А что, и уеду. Устроюсь в институт проблем. Буду заниматься проблемами… Какая главная проблема, Петя?
— Запасные части. — Кораблев придвинул чистую тарелочку.
— Вот. Внутренне я к ней уже готова!
И она ушла, прямая, в строгом вечернем платье, ладно облегающем все еще стройную ее фигуру…
Люстра плавала в зыбкой кисее табачного дыма. То удаляясь к светло-серому потолку, то надвигаясь к длинному столу в том месте, где сидел Цибульский. И место это сейчас пустовало. Ушел танцевать с Викой, подумал Тарутин. И еще он подумал о том, что Вика теперь не одна с этим щеголем, главным инженером. Цибульский — парень назойливый и бестактный… Скрывая досаду, Тарутин посмотрел на своего нового собеседника — надо просто извиниться и пойти туда, где беснуется рокочущая мелодия. Но вместо этого он произнес:
— Да, действительно проблема номер один. Не хватает запасных частей.
— Здрасьте! Их сколько угодно. — Толстяк оглядел стол, размышляя, чем бы еще нагрузить свою и без того полную тарелку. — Люблю поесть. Я, знаете, в основном питаюсь в столовых. А когда приезжаю к Жанночке… Вкусно она готовит…
Он налил себе водки, поднес к широкому вислому носу, понюхал и поморщился. Затем резко и как-то отчаянно выпил. Передернулся. И торопливо заел холодцом.
— Вам надо учиться пить у бывшей супруги, — засмеялся Тарутин.
— Жанночка все делает основательно! — Кораблев значительно повел пальцам по воздуху. — А вы знаете, Андрей Александрович, что есть автохозяйства, где запасные части сдают в металлолом. Самые дефицитные. Передние мосты, к примеру. Картеры. В утиль! Не верите?
Тарутин вздохнул.
— Я всему верю.
— Так что запасные части есть. А вот распределение их оставляет желать много лучшего. А почему? Кто подчас занимается снабжением? Дилетанты. Люди равнодушные. Они заинтересованы в одном — быстрее сбыть. И получить премию за реализацию…
Тарутин смотрел на его пухлые губы, которые пропускали слова, не переставая двигаться, чмокать, жевать, присвистывать. Большего несоответствия между ним и Жанной трудно было представить. И в то же время казалось, что этот процесс жевания есть форма энергии, которую Кораблев не может не проявлять, когда вынужден сидеть и томиться без дела…
— Вы танцуете? — спросил Тарутин.
— Что? — С насаженного на острие вилки куска мяса капал стеариновый жир.
— Я спрашиваю: вы любите танцевать?
— Я?! Честно говоря, как-то не очень.
Тарутин усмехнулся.
— Какой же выход из положения? Чем там занимается ваш институт проблем?
Кораблев весело подмигнул Тарутину, отправляя в рот кусок колбасы.
— Идей много!.. А почему вы не едите? Попробуйте мясо. — Кораблев пристально взглянул на Тарутина, словно уличая его в чем-то предосудительном.
— Благодарю вас, сыт… Какие же идеи?
Кораблев посмотрел в тарелку, точно советуясь сам с собой, продолжать еду или хватит.
— Какие? Все идеи упираются в информацию. Информацию надо иметь. Полную. Объективную. О потребности. А это самое трудное. Все информацию искажают. Все боятся. Все чего-то боятся.
— С носом боятся остаться.
Тарутин решительно встал. Извинился. Стянул со спинки стула пиджак. И направился к танцующим. Кораблев его окликнул и поднял к потолку короткий палец:
— Главное, надо стимулировать работников снабжения. Не за реализацию, а за качество выполнения фондовых заявок. А то им хоть трава не расти — лишь бы сбыть.
