стула. Сквозь тонкий чулок проступали красивые пальцы.
Заметив Тарутина, она протянула ему пресс-папье.
— Помогите. Противный каблук. Увертывается.
Отказаться было неловко, и Тарутин бросил взгляд на Кораблеву. Та, придерживая трубку плечом, что-то записывала…
Тарутин подхватил пресс-папье. На мгновение их руки сблизились.
— Как ваши дела… Вика? Выяснили что-нибудь?
Тарутин поудобней приладил туфлю к краю стола.
Ему показалось, что Вика не поняла вопроса. Или не расслышала.
— Сумка ваша нашлась? — Он резко и коротко ударил по каблучку.
— Нет. Пока не поступала.
Она внимательно рассматривала Тарутина.
— Мне бы до сапожной мастерской добрести.
Тарутину нравился ее низковатый голос.
— Вы как бы не очень и жалеете о пропаже.
— Жалею?!. — как-то неопределенно сказала Вика.
— Зачем же вы пришли в парк?
— Для очистки совести.
Она взяла туфлю, поблагодарила.
— Действительно, внешности таксиста я не помню, номера машины не заметила. — Она вновь оглядела Тарутина синими глазами. — А может быть, я и не в такси забыла сумку, а? Мало ли где я могла ее оставить!
Кораблева закончила разговор и с силой бросила трубку на рычаг.
— Как вам это нравится? — Она поднялась с места, подошла к графину, налила полстакана воды. — Как вам это понравится, я вас спрашиваю? — поднесла стакан к губам, но так и не отпила. — Ну и шоферы пошли! Таксисты, елки-палки. Парк свой найти не могут. Дожили!
— В чем дело? — заинтересовался Тарутин.
— Звонит «архангел» Константин и просит списать пять часов прихвата у какого-то водителя. Так заработался, бедняга, никак не мог разыскать свой парк ночью. Понесло его неизвестно куда. На торфоразработки. И засел там. Ну?!
Кораблева смолкла, с удивлением глядя на хохочущую посетительницу.
— Таксисты! Парк свой найти не могут! — приговаривала сквозь смех Вика. — Елки-палки!
— Ну и что? — вдруг обиделась Кораблева. — После автошколы, города еще не знают. Новичков вообще в ночную смену нельзя выпускать… И вот что, гражданка, вы оставьте свой телефон секретарю. Обнаружится пропажа — сообщим.
Кораблева подошла к двери и стала в выжидательной позе.
— Спасибо за каблучок. — Вика помахала Тарутину рукой. — А вам за пресс-папье.
— Не стоит! К тому же вы не спрашивали разрешения, насколько мне помнится, — холодно ответила Кораблева.
Она захлопнула дверь за посетительницей и вернулась к столу.
— Что это вы так? — Тарутин сел в угол дивана.
— У нее слишком красивые ноги.
— Жанна Марковна…
— Послушайте, Андрей Александрович… Мне только сорок шесть. Признаться, это не так уж и много. Возможно, я и выгляжу несколько старше из-за этой работы…
— Наоборот! Мужской коллектив женщину омолаживает, — улыбнулся Тарутин. — Я б вам не дал больше тридцати пяти.
— А я бы и не взяла… Спасибо этой длинноногой — вы зашли ко мне в кабинет. А то каждый раз таскать к вам бумаги довольно утомительно.
Тарутину нравилось, как работает Кораблева. Деловито, точно. Вопросы, которые она ставила перед директором, требовали именно его вмешательства и решения. Все, что могла, она решала сама…
Кораблева подошла к шкафу, вытащила папку, перелистала несколько страниц и разыскала наряд- задание на прошлую субботу. В графе выпуска таксомоторов на линию самый высокий показатель был в пятой колонне. Куда уж больше — девяносто три процента. И так держался. С небольшими колебаниями.
Тарутин неопределенно кивнул; пока ему была неясна многозначительность паузы, которую выдерживала начальник отдела эксплуатации.
— Великолепно. Девяносто три процента выпуска!
Кораблева спрятала лист в папку.
— Великолепно, говорю, — повторил Тарутин. — Вперед рванулась пятая колонна. Молодец Константин Николаевич.
У Кораблевой брови срослись на переносице, и казалось, что она их хмурит. Возможно, так оно и было.
— Так вот… Я попросила своих девочек подняться к «ангелам» и пересчитать машины. Их оказалось девятнадцать.
— И верно. Десять процентов. Остальные на линии…
— На линию вышло сто двадцать машин, — перебила Кораблева. — Шестьдесят процентов!
— Не понимаю. А остальные?
Девочки облазили всю территорию и по инвентарным номерам нашли все до одной. В разных углах парка.
Тарутин посмотрел на шкаф. В зеленоватое стекло упирались корешки папок, точно зрители у балюстрады…
— Я подняла путевые листы. И вот что обнаружила. — Кораблева взяла со стола блокнот. — К примеру, водитель Сергачев. Рабочий номер…
— Тысяча пятьдесят два, — вставил Тарутин.
Кораблева удивленно взглянула на директора.
— Ого! Делает вам честь. Знать на память рабочие номера водителей…
— Не всех, — перебил Тарутин. — Так я вас слушаю.
Кораблева надела очки в толстой роговой оправе, взглянула на стеклянную дверцу шкафа, поправила волосы.
— Итак, Сергачев. Время выезда на линию отбито в семь утра. Время возврата в парк — семь тридцать. Через полчаса… То есть кое-как он выполз, выполнив тем самым показатель выпуска. Переждал полчаса на улице и вернулся в парк. Кстати, этот Сергачев несколько дней стоит на заявочном ремонте, со сцеплением что-то неладно… И таких машин обнаружено двадцать восемь. Ну? Метод? Чтобы выполнить квартальный план по выпуску, начальник колонны выгнал из парка технически негодные машины.
— Молодец «архангел» Константин, — усмехнулся Тарутин. — А как быть с выручкой? — Хотя он отлично понимал, как выкрутится начальник пятой колонны Константин Николаевич Вохта, отставной майор бронетанковых войск.
— Выручка? Чепуха. Сухой асфальт. Многие план перевыполняют, покроют разницу… А с чего, вы думаете, я взъелась на Вохту за эти пять часов переработки? Парень не только парк — руль свой найти не может. Восемнадцать часов на линии. Чтобы денег больше привезти в колонну. Вот и бьются…
Нерешительно и хрипло прозвучал телефон.
Кораблева подняла трубку. Рукав легкой кофточки сполз, обнажая сильную загорелую кисть.
— Да. У меня, — произнесла она. — Хорошо, передам, — повесила трубку. — Вас. Приехали из ГАИ.
Тарутин поднялся. Он вспомнил — назначено совещание на одиннадцать. Неужели уже одиннадцать?
— Да. Десять минут двенадцатого, — Кораблева подошла к Тарутину. Она была намного ниже его и казалась хрупкой рядом с высоким, чуть сутуловатым директором.
