– Понимаю, это сложно. Но я все продумала.
– Почему ты решила, что Яков хочет избавиться от тебя?
– Все идет к этому. Я единственная из тех, кто сидит на теплом месте и в то же время не родственница Яши… Он стал придираться, влепил мне второй выговор ни за что. И денег требует больше обычного… Иногда я заканчиваю работу с пятью копейками в кармане на автобус…
Клямин привык к тому, что Леру одолевали какие-то заботы и неурядицы. Но, судя по всему, ее волнение сейчас действительно имело серьезное основание. За место бармена в таком заведении надо было выложить сумму, чуть ли не равную стоимости нового автомобиля. Конечно, это окупалось с лихвой в ближайшие полгода-год. Лера же попала за стойку бара иным путем. У нее была «рука» – заместитель начальника торга. Лера училась на историческом факультете университета с его дочерью. И старый мерин за ней приударил. После окончания университета Леру направили в Красноводск преподавать историю. Это ей сильно не понравилось, и Лера обратилась за покровительством к отцу своей подруги. Пригрозила, что расскажет об их совместных круизах по Черному морю на теплоходе «Шота Руставели» – благо сохранились кое-какие фотографии. И замначальника торга пристроил ее в бар, к Яше Сперанскому. Вскоре старик вышел на пенсию и в положенный срок скромно, без особых страданий, удалился в лучший мир, оставив Леру лицом к лицу с однофамильцем крупнейшего царского чиновника. Яков Сперанский поначалу отнесся к Лере терпимо. Но, видно, наступило время…
– За что он тебе объявил выговор? – спросил Клямин.
– Было задумано. Какой-то босяк устроил мне «козу» со сдачей, потребовал жалобную книгу. Но ты ведь знаешь, меня не так уж просто ухватить… Его грамотно натаскали на все мои фокусы… Ты ж понимаешь. Если бы Яша хотел меня прикрыть от скандала, он бы взял в оборот греческого бога. Я не говорю за босяка с Ближней гавани…
В минуты сильного волнения в бывшем специалисте-историке просыпались гены предков, промышлявших хамсой под Аккерманом. А возможно, она переносилась в пору своей студенческой юности в стенах Одесского университета…
– Так, так… И что же ты придумала? – проговорил Клямин.
– У тебя дела с Серафимом. Пусть он замолвит за меня несколько слов Яше.
– Да ты что! – вскричал Клямин, переходя на свою блатную интонацию. – Чтобы я шевелил Серафима из-за каких-то глупостей!..
– Для тебя это глупости, Антон, – прервала Лера. – А меня выбросят на улицу.
Помолчали.
– Яша тебя пристроит, – произнес Клямин.
– Антон, ты – болван! Мне надо работать здесь, в баре. А не там, где я с трудом заработаю себе на пару колготок…
– Все равно выгоднее, чем преподавать историю.
Они разговаривали так, словно никогда не были близки. А ведь были, были. После работы Лера приезжала к нему домой и чувствовала себя там хозяйкой.
Теперь же Клямин старался сообразить, к чему может привести исполнение просьбы, с которой к нему обращалась Лера. Он никогда ни о чем не просил Серафима. И быть чем-то обязанным Серафиму ему не хотелось. Лера разгадала его мысли.
– Ты, Антон, был не в меру болтлив когда-то. И о ваших делах с Серафимом мне кое-что известно. Не много, но вполне достаточно. Извини, мне надо приступать к работе.
Лера еще раз достала зеркальце, поглядела в него. Ее пальцы чуть подрагивали.
– Так что пусть твой Серафим постарается…
Казалось, таксомотор понимал, что колеса отмеривают последние метры, – мотор тянул нетерпеливо, сильно. Может быть, если оставить рулевое колесо, автомобиль сам найдет дорогу к таксопарку?
Клямин сидел расслабленный, усталый. Погасшая сигарета торчала в зубах. Взгляд привычно фиксировал встречные стоянки. Одни были пусты, на других томились очереди. При виде проезжающего мимо таксомотора люди размахивали руками, считая, что водитель их просто не заметил. Клямин достал колпачок и накинул на «соньку». С потухшим зеленым огоньком таксомотор принял озабоченный вид: «Не до вас мне. Занят. Спешу по вызову».
Люди опускали руки и вглядывались в темный коридор улицы в надежде на удачу…
Можно бы и прихватить кого-нибудь, если по дороге. Но к концу дня таксиста охватывает такая неприязнь к пассажирам, что он готов выложить рубль-другой из собственного кармана, лишь бы не видеть осточертевших лиц. Тем более если с планом все в порядке…
Притормозив на перекрестке, Клямин пропустил трамвай и свернул налево. Казалось, на улицу опустили занавес. Дома робко проглядывали сквозь неплотную ткань. Клямин включил ближний свет…
Конечно, он допустил оплошность, поведав Лере о своих отношениях с Серафимом. Но так уж сложилось – Лера была единственным близким ему человеком. Она его понимала, сочувствовала ему. К тому же истории, о которых рассказывал ей Клямин, были захватывающе остры. Но нельзя обольщаться минутой. В который раз Клямин испытывал досаду оттого, что не мог усвоить истины: надо язык держать за зубами. Хорошо еще, что тогда, в баре, он не ляпнул Лере, что уже был один такой герой, который пытался шантажировать Серафима. Клямин с фотографической точностью помнил горбоносый профиль этого героя, прижатый к дворовому асфальту. И пятна крови, проступающие сквозь одежду. И толпу зевак, глазевших на одно из окон последнего этажа. А ведь горбоносый Михаил был человеком, хорошо помятым жизнью, не чета Лере. Приоткрой Клямин истинную причину гибели Михаила, и тогда Леру не укротить. Клямин хорошо изучил ее характер. Она не остановится на полпути…
У въездных ворот таксопарка скопилось десятка два автомобилей. Заняв очередь, Клямин выскочил из кабины и бегом направился к дежурному механику отбить время окончания работы.
– Как мастерил? – спросил его дежурный. – Порядок?
