– Примите глубокое соболезнование. – Клямин сложил губы трубочкой и погнал пену от края кружки.
Вобла оказалась не сухой и не жирной. В самый раз. И еще радость сердца – икра. Икру Клямин любил. Он прижал языком горьковатый комочек к нёбу, пососал, наслаждаясь острым запахом, и хлебнул пива.
С противоположной стороны стола перед ними возникли три моряка с какого-то иностранного судна. Восьмиугольные плоские береты венчали красные помпоны. Водрузив на стол кружки, они принялись за воблу.
– Вобля, вобля, – улыбались они, показывая отличные молодые зубы и поглядывая на Клямина и Макеева.
Клямин дружески кивнул.
– Вобля-бля, – поддержал теплую обстановку Макеев. – Бисквит-пилозное… Небось и бабу хотят. – Макеев оглянулся.
Кое-кто из посетителей глядел от скуки в его сторону. Макеев потупился. Он явно что-то задумал… «Жвачку клянчить будет», – подумал Клямин и толкнул пляжного сторожа:
– Слышь, Макеев… Серафим при тебе сегодня на пляж явился?
– Селафим Куплияныч? – почтительно подхватил Макеев. – Пли мне явился. И тот, толстый, с овощной базы дилектол…
– А кто третий?
– Белявый? Не знаю его… Слыхал только, что ланьше он адвокатом служил. Потом за какой-то плокол списали… Пли Селафиме колмится…
Клямин знал, что и Макеев «при Серафиме кормится». Не жирно, правда. Так, по мелочам. Фарцовки много на пляже ошивается, особенно в то время, когда зарубежных туристов к морю вывозят, на солнышко погреться. Вот Макеев через этих фарцовщиков и выполнял кое-какие поручения Серафима. Клямин знал об этом. Даже к нему как-то пытались подъехать. Клямина на пляже не отличишь, к примеру, от подданного ее величества королевы Великобритании: фирменные шорты, надувной матрац с экзотическими цветами, оранжевый зонт, тапки особой фактуры… Фарцовщики пытались навязать ему чайный сервиз ручной работы, деревянный. Иностранцы за такой сервиз серьезные деньги платят. Потом Клямин видел тех торгашей в закутке у Макеева… Сервиз проходил по номенклатуре предметов, которые пользовались особым вниманием Серафима. Клямин и сам не раз возил такие наборы в закавказские республики, где деревянный чайный сервиз весьма высоко ценился…
Пиво сегодня было с кислинкой и не очень холодное. От такого особенно разыгрывается аппетит. И Клямин подумал: не заказать ли ему еще бифштекс? Одной воблой сыт не будешь. И дома все было подметено, даже овощные консервы «Завтрак туриста» из холодильника вытряхнули. Сколько времени дрянь эта пролежала в холодильнике, но и она сгодилась. Шустрая компания собралась вчера у Клямина. А главное, экспромтом – никого он не приглашал, решил прибрать квартиру. Раз в месяц он устраивал у себя субботник. Мыл, чистил, пылесосил. В разгар уборки явились две пары – приятели с девочками. И ему девочку привели. Предусмотрительно. До глубокой ночи шла веселая возня. Назавтра, проснувшись, Клямин пытался вспомнить внешность своей неожиданной подруги, да не мог. Раздосадованный, он выбросил в мусоропровод старый билетик в кино, на котором помадой был выведен номер ее телефона…
– Тот белявый в больсом автолитете у Селафима. А это, сам понимаес, заслузить надо.
Макеев взял левой рукой стакан и спрятал под стол, правой рукой вытащил из кармана плоскую флягу. Он по-манипулировал ею с выражением великого усердия на маленьком баклажанном лице, потом осторожно поднял стакан, разгоняя крепкий спиртовой дух, долил его пивом, сыпанул туда еще перца, все смешал и, жалобно скривившись, медленно выпил.
– Специалист, – насмешливо промолвил Клямин.
– Дело пливысное, – переждав, сказал Макеев и бросил взгляд на иностранных морячков. – Главное, стобы позво-носник огнем садануло.
– А ты толченое стекло пробовал? – поинтересовался Клямин.
– Не, – серьезно ответил Макеев. – У меня боя не бывает… Я тебе вот сто сказу. Тот белявый и на Селафима голос поднимает. Сам слысал. Он Селафиму какое-то указание давал да как заклисит на него. А Селафим помалкивал…
Клямин не сразу вспомнил, кого имел в виду смотритель пляжа. Макеев продолжал шепелявить и в то же время шарил по карманам, что-то разыскивая. Наконец извлек белый кусок картона.
– На каком языке они лопочут? – Макеев повел глазами в сторону морячков, чьи легкомысленные помпоны резко выделяли их среди толпы посетителей бара.
– Вроде на английском.
– Подходит. – Разметав по столу подол пиджака, смотритель пляжа наклонился вперед и протянул морячкам картон.
Молодые люди недоуменно посмотрели на синего старика, перевели взгляд на картон. Прочли. Рассмеялись. Вновь посмотрели на старика. Макеев сжал кулак, оттопырив вверх корявый большой палец, и зацокал. Молодые люди принялись поддевать друг друга локтями и громко хохотать. Старик пугливо оглянулся. Веселье моряков могло привлечь внимание посетителей бара, что Макееву было ни к чему.
– Не сомневайтесь, – тихо шепелявил Макеев. – Девоски выссий класс. И идти недалеко, две тламвайные остановки. Там, на бумазке, все написано. Танцы-сманцы всякие. Ох и танцуют они. По- васему.
Молодые люди долдонили что-то свое, оттопырив карманы брюк.
– Денег у них нет, – подсказал Клямин. – Что ты пристал к ребятам!
Но перебитый нос старого пляжного коршуна чуял поживу. Макеев взглядом осадил Клямина: не твое дело, сам знаю…
– Один! Один доллал. С каздого, – не отступал Макеев, жестом поясняя, что требуется не такая уж
