– Вообще Клямин много о чем рассказывал. Он так вами всегда восхищался, честное слово. Ну, говорит, Серафим Куприянович – это не голова, а Совет министров. Нет, правда… А вы хотите его в тюрьму посадить. – Голос Натальи звучал жалобно, и в то же время в ее облике угадывались уверенность и угроза.
Серафим Куприянович за свою жизнь не раз попадал в острые ситуации. Но, как правило, он всегда имел дело с такими же ловкими и умными партнерами. То, что происходило сейчас, выпадало из привычной схемы.
– Откуда вы знаете Клямина? – проговорил Гусаров не оборачиваясь.
– Познакомились, – ответила Наталья. – Лучше скажите, где сейчас Антон Григорьевич. Я бы ему передачу отнесла…
– Какой Клямин! Какой-то Клямин, понимаешь! – закричал Одинцов. – А ну вали отсюда, пока я тебя силой не выставил! Ну, быстра-а-а!
Гусаров обернулся. Он разгадал намерение Серафима – тот специально провоцировал Наталью, чтобы девушка потеряла самообладание и высказалась полнее.
– В милицию ее надо сдать, – подхватил Гусаров. – Разговаривать тут с ней. В милицию.
– В милицию?! – воскликнула Наталья. – Как бы вас самих я не сдала в милицию. – В ее потемневших глазах отражались блики спешащих автомобилей. Такая резкая смена настроения Серафима сбила девушку с толку, а она-то готовилась к «мирным переговорам». – Я все, все знаю о ваших проделках. Да, знаю, поверьте… Фамилии ваших друзей. И в этом городе, и в других местах. Хотите – назову? Единственно, чего не знаю, – как к вам попадает заграничный порошок, который возил Клямин на Кавказ… А за эту историю с шофером Михаилом вам знаете что будет?! В милицию они меня сдадут! А?! Сдавайте, сдавайте! А-а-а… Боитесь!
Наталья смотрела на Одинцова, опьяненная собственной дерзостью. Ее лицо пылало, голос звенел. От неуверенности не осталось и следа.
– Оставьте в покое Клямина, оставьте! Я и в Москву поеду, если надо будет. Я своего добьюсь. И ничем вам меня не купить – я люблю Клямина. Я не допущу, чтобы он отвечал из-за вас. Ясно?
Наталья вышла из автомобиля и с силой захлопнула дверь.
Серафим Куприянович Одинцов, упираясь в обод руля, хохотал:
– Хо-хо… Ах ты черт возьми!.. А-ха-ха… Девчонка! Соплюха… Правда, красивая, ничего не скажешь. У этого Клямина губа не дура… Как она тебе, Параграф? Ха! Даже твое прозвище знает, а? Не баба, а шаровая молния. Я даже онемел, ей-богу. Хох! Мне б в секретари такую – озолотил бы. А? Виталий? Параграф ты мой ненаглядный. – Он хлопнул ладонью по мягкой спине юрисконсульта. – Ну и девчонка! Глаза сверкают, волосы облаком. Вот на кого красивые вещи натягивать. Не то что моя старуха. Впрочем, она и молодой такой же была, сам не знаю, как женился. Ради кого мы работаем, Виталий? – Одинцов справился со смехом, достал платок, промокнул слезы. – Тебе, Виталий, еще хорошо – дети есть, наследники. А я? Так. Сухое семя. Только что племянников орда. Бездельники, тунеядцы. Один только из всего табора в люди вышел – врачом стал. А остальные – барахло, куда ни кинь…
Гусаров по-прежнему сидел ровно, прямо глядя перед собой.
С тех пор как высокая девичья фигурка затерялась в уличной толпе, одна мысль не отпускала многодумную голову Виталия Евгеньевича: неужели так просто все должно закончиться? В один прекрасный день явятся молодые люди с понятыми и заявят: «Мы о вас все знаем, извольте следовать за нами…»
Конечно, в таком большом и разветвленном деле всегда есть более надежные и менее надежные звенья. Но вся хитрость системы заключалась в том, что каждый участник этого дела мог с определенностью назвать не более трех других, известных только ему. И только такие люди, как горбоносый Мишка, а впоследствии и Антон Клямин, занятые перевозкой товара, знали многих людей сразу… Ай да Клямин! Оказывается, все рассказывал – и кому! Девчонке! Болтун… Или, наоборот, умница – все предвидел и подготовил верного человека. Девчонка влюблена в него и пойдет на все. Нет, не такой уж он простак, Антон Клямин, себе на уме…
И, точно в подтверждение мыслей своего юрисконсульта, Одинцов сложил аккуратно платок и произнес:
– Хитер наш Антон. А, Параграф? И так все вроде наивно выглядит… Какая-то девчонка…
Обычно Одинцов довозил своего юрисконсульта до пересечения Гренадерской и Сиреневого бульвара, откуда Гусаров добирался пешком. У Гусарова был свой автомобиль «Волга», но водил он машину плохо и часто попадал в аварии. Параграф составил доверенность на имя брата-геолога с условием, что тот будет заезжать за ним на работу. Первое время брат выполнял свои обязательства, но постепенно охладел к ним. К тому же хозяин нередко брал Гусарова в свой «Форд-континенталь», как сегодня.
– Виталий, вы нездоровы? – проговорил Одинцов. – Который день у вас кислая физиономия. Есть причины?
– Две, – коротко ответил Гусаров. – Первая – это ваше решение отойти от дела…
Одинцов повернул голову и удивленно приподнял брови.
– Я проанализировал наши отношения с заказчиками на поставку труб, оцинкованного железа, лесоматериалов, – продолжал Гусаров. – Полностью мы можем рассчитаться с колхозами года через два. А недовольство наших клиентов – процесс неуправляемый.
Одинцов понимал это и сам, правда, не вникая в детали. Вникать в детали должен был Параграф. Отношения подпольной фирмы с основными клиентами, колхозами, были сложными. Большинство из них полагали, что ведут дела с государственным учреждением: операции оформлялись через банк, официально и юридически выглядели вполне законными. Одинцов держался как умелый и гибкий хозяйственник. Но помимо официальных доходов фирма его получала вознаграждение, нечто вроде премии. Не за спасибо же изыскивались «излишки» материалов, нужных колхозам позарез. Ради этих «премиальных» и кувыркался Одинцов с компанией…
– И много таких нереализованных обстоятельств? – проговорил Одинцов.
– Я уже сказал: года на два, не меньше.
