Перечитал: «р е г о л и т».
Еще раз перечитать: «р е г о л и т».
Ну, еще раз перечитал: «р е г о л и т».
Задумался. Слово знакомое. Реголит, реголит… Дай Бог памяти… Вспомнил логический ряд: уголь, Скворцов, реголит, «Королевский Тигр», встать, суд идет, пять тысяч рублей несет для прокурорского «Москвича»…
Вспомнил: реголит — стеклоподобпые прозрачно-мутные камешки, белесые, шаровидно-овальные, как стекла в очках у Скворца. Неплохой строительный матерьял, лучше щебенки. А как же! Реголит — он и в Африке реголит, даже на Луне есть, а у нас не достанешь.
Надо было сноску к статье прочитать, с шестиконечной сионистской звездочкой:
Прочитал бы сноску и вспомнил, что ни в Африке, ни в России реголита нет и не может быть. Реголит, по определению, — лунный грунт. Реголит на Земле не водится — то есть, химически он па Земле присутствует, но не в луноподобном состоянии. Не заметил самую малость — шестиконечную звездочку!
Журнал выпал из рук, и Гайдамака уснул, не потушив свет Луны. Всю ночь ему снилась ослепительная Луна, усыпанная стеклянным реголитом. Дивный сон. Едет он будто бы по Луне на своем «Кольнаго» в разодранном скафандре и с водкой во фляге; из-под дисковых колес взлетают какие-то жирные летучие мыши и норовят укусить. Вверху висит голубая Земля, восходит мохнатое Солнце, жара сорок градусов, очень пить хочется. Вдруг видит в кратере Циолковского, куда рухнул подбитый во второй мировой войне американский бомбардировщик «Б-29», — стоит на лунном валуне козел — обычный белый козел с рогами, трясет бородой, бьет копытом. А пить хочется — сил пет. Водка на Луне есть, а воды нет.
«Послушай, козел, хочешь выпить? У меня водка есть, — говорит Гайдамака, останавливая велосипед в сюрплясе. — А мне воды хочется, сил пет. Не знаешь ли, где тут па Лупе вода?»
Козел нахмурился, ничего не ответил и умчался за лунный горизонт, разбрызгивая копытами реголит.
Невежливые на Луне козлы. Ему водку предлагают, а он нос воротит. Пожал Гайдамака плечами, взял лопату (у него при себе лопата была) и принялся за археологические раскопки «летающей крепости» — сгребает лопатой реголит в полиэтиленовые мешки, грузит на самосвалы-луноходы советского производства, потом бегает с зажженной спичкой, поджигает бикфордовы шпуры, луноходы один за другим взлетают, распугивают летучих мышей, выходят на промежуточную орбиту, сбиваются в журавлиный клин и берут курс па Землю но адресу:
«Земля, СССР, Одесская область, Гуляй-град, Райисполком, Дорожный отдел, О. О. Гайдамаке».
Вот и фюзеляж появился, и четыре мотора, а в кабине «Б-29» видны скелеты первых людей, залетевших па Луну. Громадная, быдла, крепость — умела летать, аж до Луны добралась.
Как вдруг раздается грохот, трясется Лупа — возвращается козел, а за ним несется целое стадо козлов.
«Что, козел, воду принес?» — с надеждой спрашивает Гайдамака.
А козел наставляет рога и отвечает:
«Не знаю как тут насчет воды, а за „козла“, командир, ты сейчас ответишь!»
И все козлы, наставив рога, бросаются па Гайдамаку.
Тут Гайдамака поспешно проснулся, посмотрел на пустую бутылку и протер мешки под глазами. Что- то ему снилось, а что — не помнит. Какие-то опасные козлы и летучие мыши. Светало. За окном висела бледная прозрачная Луна. Сон позабылся, а зря. Стеклянная Лупа — это и был вещий сон, высшее знамение, пророчество какой-то сивиллы, — но не понял Гайдамака, не тот логический ряд выстроил. Надо было в обратном порядке: Луна — реголит — Скворцов — триста рублей в кофейно-молочпой гамме с отцом-основателем в овале.
Не сопоставил во сне, а жаль.
Через день собрался в Одессу.
ГЛАВА 5. Письмо-щасте
Ищем счастье по странам и столетиям, а оно везде и всегда с нами, — как рыба в воде, так и мы в счастье.
В Стамбуле Гамилькар собирался отправиться к президенту Ататюрку с рекомендательным письмом от сэра Уинстона, но первым делом наведался на главпочтамт, где вот уже четыре года его поджидало интимное письмо от невесты — лиульты Люси. Турецкие власти только что в очередной раз отремонтировали свой главпочтамт после очередного теракта, потому что курдским повстанцам нравилось взрывать и грабить именно стамбульский почтамт — дело было нехитрое, дешевое и сердитое, и далеко ходить не надо. В окошке «до востребования» Гамилькар предъявил печатку с лунным камнем, а настороженный почтовый чиновник в красной феске и с голубым искусственным глазом, все время глядевшим куда-то в сторону, несмело предложил Гамилькару заплатить четырехгодичную пеню за хранение двух писем и небольшого опечатанного пакета размером с обувную коробку. Гамилькар, не торгуясь, высыпал па стойку перед турком горку золотого песка, после чего красивый стеклянный глаз чиновника сошел с орбиты и упал на заплеванный пол почтамта. Гамилькар подсыпал еще щепотку на чай, расписался на квитанции и, не отходя от окошка, распечатал первое письмо, написанное детскими каракулями на языке офир:
Пока Гамилькар разбирался в этих каракулях, почтовый турок уже успел подобрать с пола свой стеклянный глаз. Он кланялся и дрожащими пальцами сгребал со стойки в красную феску последние серебристые крупинки электрума. Чиновник готов был облизать стойку, чтобы не пропало ни крупинки.
