— Как прошёл разговор? — поинтересовалась Ана, больше из желания вывести Эмиля из состояния задумчивости.
— Он всё признал… сразу же сказал, что сам запутал дело… что знает убийцу и скрыл это… что с первого же дня знал, что это было преступление… Признал всё!..
— И то хорошо, — пробормотала Ана.
— Но это я и сам знал! — воскликнул Эмиль. — Для этого не нужно было ехать в Брази с болтливым шофёром, который даже не дал мне подумать.
— Чего же ты ещё хотел? Чтобы он непременно открыл тебе имя убийцы? Пожалуй, это было бы слишком, — высказала своё мнение Ана.
— Нет, я этого не хотел… Я недоволен тем, что не мог сказать ему: «Убийца — господин такой-то…» Тогда Михэйляну признал бы! Ведь он ответил, положительно или отрицательно, на каждый конкретный вопрос, но не дал никакого ответа там, где я запинался.
— Где он живёт?
— Не знаю точно. Где-то в Бухаресте, в однокомнатной квартире, и каждый день ездит на машине в Брази.
— У него есть жена, дети? — продолжала свои вопросы Ана.
Эмиль вспомнил минутное колебание Михэйляну.
— Нет… нету.
— Почему ты заколебался? — спросила Ана.
— Может быть… из симпатии! Михэйляну тоже заколебался, когда я его спросил. И ещё одно…
— Что?
— Он знал, что мы интересуемся «делом Беллы Кони» и ждал моего посещения. Я спросил его, и он признался, что его известили. Но не сказал, кто.
— Потому что таким образом он, вероятно назвал бы убийцу, — сказала Ана.
— Да, таково и моё впечатление.
— Значит, это один из тех, кого мы посетили, — был вывод Аны.
— Можно сказать «один из пятерых», — продолжала она с усмешкой.
— Или из восьмерых, — поправил Эмиль. — Ведь мы посетили четверых плюс жена Пападата…
— Она не могла этого сделать, — прервала его Ана. — И не только потому, что я не сказала ей о цели своего посещения… она просто не в состоянии сделать это!..
Эмиль продолжал перечислять:
— Ирина Нягу, её муж, затем Елена Фаркаш и — даже если это доставит тебе неудовольствие — Флорика Аиоаней!
На этот раз со стороны Аны не последовало бурной реакции.
— Как объясняет Михэйляну пункты своего отчёта?
— Он признал, что предложил два «варианта» намеренно: «Могло быть так, но могло быть и по- иному…»
— Конкретнее! — сурово потребовала Ана.
— Слушаюсь! — подчинился Эмиль. — Убийца держал руку жертвы, направляя ствол револьвера ей в грудь. Прекрасно! Но разве Белла дала бы убить себя, не сопротивляясь? Нет. Белла Кони стала бы защищаться! Но тогда должны были остаться более явные следы схватки.
— Но, может быть, она не хотела защищаться, — как бы про себя заметила Ана.
Эмиль взглянул на неё с любопытством, но ничего не ответил. Он ждал её дальнейших соображений.
— Может быть, она и в самом деле хотела покончить самоубийством… А этот «кто-то», находившийся в её спальне, хотел помешать ей… Ему это не удалось… револьвер выстрелил… смерть наступает мгновенно, она падает в объятия этого кого-то… он опускает её на пол… В таком случае не было никакой борьбы…
Эмиль уже думал об этом. Во время разговора с Михэйляну ему представилась подобная сцена. И он вдруг понял причину собственного недовольства: он прервал разговор, когда речь зашла именно об этом… Ему не понравился ответ Михэйляну: «Я сказал, что могло быть так, но могло быть и по-иному…»
Эмиль не стал высказывать своих соображений о «варианте» Аны.
Они молча переглянулись с одной и той же мыслью: скорее бы прошли часы, которые ещё остались до официального прекращения «дела Беллы Кони»!
Но как раз в этот момент случилось нечто, вновь усилившее их желание знать.
Зазвонил телефон.
— Вас ищет какая-то женщина! — послышался голос дежурного офицера. Затем тише, мимо трубки: — Как ваше имя? И снова в трубку: — Ирина Нягу.
— Бывшая камеристка! — сказал Эмиль Ане и, прикрывая трубку рукой, потребовал: — Позовите её к телефону!
— Алло? — послышался голос Ирины Нягу. — Я хотела бы… Вы сказали мне, что если…
— Да… да… — заторопился Эмиль. — Поднимайтесь!
— Но я не одна… Я с мужем.
— Прекрасно, приходите оба, — сказал Эмиль и приказал дежурному офицеру пропустить их.
— Чего ей надо? — вслух подумал Эмиль.
Ана пожала плечами. Её тоже удивлял этот неожиданный визит. Что нового могла добавить бывшая камеристка?
Ирина Нягу, в сопровождении своего мужа, вошла в кабинет. Высокий, долговязый, муж Ирины беспокойно поглядывал из-под полуопущенных век. Слегка заносчиво — скорее для того, чтобы скрыть своё беспокойство, — он спросил:
— Разрешите?
— Садитесь! — пригласил их Эмиль.
Ирина посмотрела на него виновато.
— Мне пришлось сказать мужу… — призналась она. — Понимаете? — она пожала плечами.
— Прекрасно понимаю, — пробормотал Эмиль. — Но садитесь же!
Он указал ей на своё кресло, а сам присел на угол письменного стола. Ирина села на самый краешек кресла, в то время как её муж погрузился в своё, вытянув ноги.
Эмиль снял очки. Он решил ни о чём их не спрашивать: пусть говорят сами. Он хорошенько протёр стёкла, надел очки и, скрестив руки, посмотрел на них.
Ирина с мужем обменялись взглядами.
Её взгляд говорил: «Ну что же ты молчишь?»
Нягу закурил.
— Жена сказала мне… — начал он.
И остановился, ожидая, что Эмиль что-нибудь спросит. Но Эмиль молчал. Электрик бросил беглый взгляд на Ану, словно спрашивая, чего нужно этой девушке в кабинете Главного управления милиции.
— Это ведь старая история, не правда ли? — вопросительно посмотрел он на Эмиля.
И снова подождал. Ответа не последовало. Электрик был явно обескуражен: ища, куда сбросить пепел, он хотел встать, но Эмиль сделал ему знак и подал пепельницу. Нягу поставил её себе на колени.
— Спасибо, — сказал он.
Ирина снова укоризненно взглянула на него.
— Что ты так смотришь? — накинулся он на жену, вероятно, чувствуя, что её поведение будет или уже было замечено присутствующими.
— Вот в чём дело, товарищ капитан… Жена сказала мне, что вы приходили к нам не по поводу какого-то там обмена квартиры, а чтобы расспросить про то дело, двадцатилетней давности… Я понимаю, когда нас спрашивают о нашем прошлом… То есть о нашей биографии. Но допрашивать нас в связи с той кокоткой, которая на деньги любовников… этого я не могу понять!
Он сердито погасил сигарету; пепельница опрокинулась.
— Извините! — сказал он, явно расстроенный, и начал сдувать пепел пытаясь выиграть время. Потом
