как впервые увидел Наталию, как бывал в Штерненхофе, как она приезжала в Асперхоф, когда в мою душу закралось какое-то смутное чувство, как оно там росло, как я боролся с ним, что происходило потом и как вышло, что мы нашли наконец слова, которые нам нужно было друг другу сказать.
Рассказывал я охотно, рассказывать становилось все легче, и чем больше выливалось у меня слов, тем сладостнее становилось у меня на сердце. Никогда я не думал, что смогу с кем-либо говорить о самом своем сокровенном. Но душа Клотильды была единственным ларцом, которому я мог доверить свою драгоценность.
Сидели мы долго, Клотильда снова и снова расспрашивала меня о новом и старом. Затем в мою комнату вошла мать. Застав нас за задушевной беседой, она присела к стоявшему передо мной и Клотильдой столу и вскоре сказала, что пришла позвать нас завтракать. Нигде не найдя Клотильды, она подумала, что в это утро та, наверное, у меня.
— Любимые мои дети, — продолжала она, — сохраняйте вашу любовь, не отдаляйтесь друг от друга душой, оставайтесь во всех обстоятельствах так же привязаны друг к другу, как привязаны теперь и как вы привязаны к своим родителям. Тогда вы обретете одно из самых прекрасных в жизни сокровищ, которым так часто пренебрегают. В своем единении вы будете сильны нравственно, составите радость отца и станете утешением моей старости.
Мы ничего не ответили на эту речь, потому что ее содержание было для нас вполне естественно, и вслед за матерью вышли из комнаты.
Отец уже ждал нас в столовой, и поскольку причина моего неожиданного возвращения была теперь всем известна, мы открыто обсуждали случившееся. Родители ожидали от нового союза самого лучшего и обрадовались согласию между мной и сестрой. Я должен был, как то уже было с Клотильдой, подробнее рассказать им о Наталии — какая она. чем занимается, к чему склонна по своему образованию и как прошла ее юность. Пришлось мне также добавить всякие подробности о Матильде и Штерненхофе, а также об Асперхофе и моем гостеприимце, чтобы дополнить представление моих родных о тамошних обстоятельствах. Я оказал им также, что тут замешана сама судьба, ибо именно Наталия оказалась той самой девушкой, которая некогда на спектакле «Короля Лира» так волновалась в соседней со мною ложе, той самой, которая внушила мне большую симпатию и как бы в благодарность за то, что я разделял боль от этой трагедии, бросила на меня при выходе приветливый взгляд. И выяснилось это только недавно.
Отец сказал, что семьи, которые долгое время были словно бы связаны незримыми узами, узами умственного развития его сына, имевшего общение с обеими сторонами, сблизятся и в действительности, познакомятся и вступят в союз.
Мать заметила, что отцу, который, чем старше он становится, тем крепче приковывает себя к своей конторе с непонятным упорством, пришло самое время — причем это не только его общественный, но и семейный долг — оторваться наконец от дел, отправиться в поездку и заняться в ней вещами только приятными и веселыми.
— Не только я отправлюсь в поездку, — отвечал отец, — но и ты, и Клотильда. Мы посетим людей, которые так любезно принимали моего сына. Но и им придется совершить поездку, ибо и они приедут к нам в город и поживут в этих комнатах. Но когда состоятся эти поездки, сейчас еще нельзя сказать. Во всяком случае сначала наш сын должен снова поехать туда один и сообщить о согласии своей семьи. От его усмотрения и главным образом от советов его старшего друга будет зависеть, как пойдут дела дальше. Поездка же сына должна состояться тотчас. Этого требует новое обязательство, которое он взял на себя. А мы подождем, какие вести он пришлет нам из Штерненхофа или какое мнение передаст сам.
— Поехать, отец мой, — сказал я, — я хочу как можно скорее, лучше всего завтра же или, если это нужно отложить, послезавтра.
— Не будет поздно поехать и послезавтра, поскольку кое-что придется еще обсудить, может быть, — ответил отец.
Клотильда выразила свою радость по поводу того, что все наконец куда-то поедут.
— А у нашего славного отца чаще теперь будет повод, — сказала мать, — отправляться на лоно природы, дышать чистым воздухом, смотреть на горы, леса и поля.
— Когда-нибудь, дорогая моя Тереза, я закончу свою бухгалтерию, — ответил отец, — и отойду от дел. Пусть они перейдут в другие руки или совсем прекратятся. Тогда придет пора снять или построить дом с видом на горы, леса и поля, чтобы жить летом там, а зимою здесь, а то и провести иную зиму на лоне природы.
— Ты часто так говорил, — ответила мать, — но из этого ничего не вышло.
— Выйдет, если случится подходящее время и место, — возразил отец.
— Если это еще пойдет на пользу твоему здоровью и душевному состоянию, — сказала мать, — я буду благословлять каждую зиму, которую мы проведем где-нибудь в деревне.
— Произойдет много чего, о чем мы сейчас еще не думаем, — ответил отец.
Мы встали из-за стола, и каждый занялся своими делами.
В первой половине дня мать снова позвала меня к себе и спросила, как я собираюсь устраиваться, где я хочу жить с Наталией. В доме довольно места, только нужно все благоустроить. Нужно навести порядок и во многом другом, особенно в моем гардеробе, который следовало бы теперь обновить. Матери хотелось узнать мое мнение, чтобы все начать и сделать вовремя. Я сказал, что о таких вещах и в самом деле не думал, что время на это еще есть и что прежде всего надо посоветоваться с отцом.
Она согласилась с этим.
Когда мы после обеда спросили отца, он разделил мое мнение, что сейчас еще рано думать о таких вещах. Еще успеется все устроить. А пока нужно обсудить и обдумать другое. Когда придет час, матери скажут, чтобы она приняла все нужные меры.
Она согласилась с этим.
Во второй половине дня, находясь в городе, я заглянул в дом княгини и узнал, что она сейчас как раз на месте. Она собирается отправиться в Риву, чтобы провести там несколько недель на берегах синего озера Гарда. Сейчас она занята подготовкой к этой поездке. Я спросил, когда можно будет поговорить с нею, и был приглашен к двенадцати часам следующего дня.
К этому времени я взял папку с некоторыми своими работами и явился к княгине. После любезного приветствия она выразила свое удивление тем, что я сейчас здесь. Я выразил такое же удивление по ее поводу. Она назвала причиной предстоящую поездку, а я сказал, что мою летнюю жизнь прервали и привели меня в город неожиданные обстоятельства.
Она спросила меня о моих работах за время моего отсутствия.
Я рассказал ей о них. Когда я говорил о ледниковых полях, она проявила особенный интерес, потому что знала эти горы по прежним временам. Я должен был подробно описать и показать ей, где мы были и что делали. Я извлек из папки и разложил перед нею сделанные мною в красках зарисовки ледовых полей, их кромок, изгибов, их сползания и их зачатков вверху. Она требовала объяснения мельчайших подробностей этих рисунков. Я пообещал ей также в следующий раз показать и подробнейше объяснить свою карту дна Лаутерского озера. Это, сказала она, ей тем более любопытно, что сейчас она сама едет на одно из самых замечательных озер южного склона Альп. Затем она спросила о других моих усилиях на поприще изобразительного искусства, и я отвечал, что, кроме зарисовок ледника — а это почти все работы научного характера, — ничего нынче не успел сделать, ни по части пейзажей, ни по части человеческих голов.
— Если вы хотите зарисовать очень красивое, юное лицо, — сказала княгиня, — изыщите возможность зарисовать молодую Тарона. Я стара, многое видела, насмотрелась на множество лиц, но более благородных, привлекательных и приятных черт, чем эти, почти не встречала.
Я залился краской при этих словах.
Она направила на меня свои ясные, милые глаза, очень тонко улыбнулась и сказала:
— Может быть, вы уже кого-нибудь находите красивее?
Я ничего не ответил, да она как бы и не ждала ответа. О Наталии я не мог ей сказать, поскольку до огласки дело еще не дошло.
Мы умолкли, я вскоре откланялся, она любезно подала мне руку, которую я поцеловал, и пригласила меня поскорее вернуться с гор на зиму, ибо и она очень скоро вернется в город.
Я отвечал, что определить это время сейчас никак не могу. На следующее утро я стоял в своей комнате, готовый отправиться в путь. Коляска была заказана на дом. Я не мог отказать себе в том, чтобы в
