цветущем лице, исполненном жизнерадостности и силы, лежала печать почти девичьей чистоты, темные волосы были аккуратно причесаны, одежда так опрятна, словно о ней позаботились любящие материнские руки.
Виктор долго смотрел на дядю. Тот продолжал свое занятие, как если бы тут никого не было. Должно быть, он уже давно не занимался этим делом и сегодня принялся за пего с утра, потому что пыль была сметена уже со многих птиц, а другие стояли за стеклами шкафа еще совсем серые от пыли. Старуха, которая перед тем прошла мимо Виктора, не сказав ему ни слова, теперь принесла на подносе завтрак и так же молча поставила его на стол. Виктор решил, что завтрак для пего, раз он принесен сразу же после его прихода. Поэтому он сел за стол и съел столько, сколько привык есть по утрам дома, хотя на подносе стояло гораздо больше, чем ему было нужно. Завтрак был такой, какой принят в Англии, — чай или кофе, кроме того, яйца, сыр, ветчина и холодное жареное мясо. Лучше всего чувствовал себя шпиц. Столько еды он, пожалуй, никогда еще не получал утром.
— Налил уже воду в корытце? — спросил дядя.
— Нет, — ответил Виктор, — я забыл, но сейчас налью.
Юноша, занятый разглядыванием дяди, и вправду позабыл о его просьбе. Сейчас он взял большой стеклянный кувшин, который стоял на столе, полный той же прекрасной ключевой воды, что и вчера, и налил в деревянное, хорошо навощенное корытце, стоявшее у стены около самой двери. Когда шпиц напился, дядя оторвался от своего занятия и подозвал к корытцу своих собак, но они, вероятно, уже напились раньше и потому не проявили ни малейшего желания сдвинуться с места; тогда дядя нажал на торчавший вверх на краю корытца рычажок, после чего в дне отодвинулась металлическая пластинка и вода стекла вниз. Виктор едва сдержал улыбку, увидя такое устройство; дома у него все было куда проще и приятнее: шпиц жил на воле, пил из ручья и ел под старой яблоней.
— Может быть, я тебе как-нибудь покажу портрет твоего отца, — сказал дядя, — тогда поймешь, почему я тебя сразу узнал.
После этих слов старик снова влез на лестницу и вытащил очередное птичье чучело. Виктор все еще стоял в комнате и ждал, когда дядя скажет, зачем он вызвал его сюда, на остров. Но дядя молчал и продолжал смахивать пыль с птичьих чучел. Спустя немного он сказал:
— Обедаю я ровно в два. Поставь твои часы вон по тем и приходи вовремя.
Виктор был поражен.
— А до этого времени вы не пожелаете поговорить со мной? — спросил он.
— Нет, — ответил дядя.
— Тогда я уйду, чтобы не мешать вашему времяпрепровождению, и погляжу на озеро, горы и остров.
— Это как тебе будет угодно, — сказал дядя.
Виктор поспешил выйти, но дверь на деревянную лестницу была заперта. Поэтому он вернулся и попросил дядю распорядиться, чтобы ему отперли.
— Я тебе сам открою, — сказал тот.
Он поставил чучело на место, вышел вместе с Виктором, вытащил из кармана своего серого сюртука ключ, отомкнул дверь на деревянную лестницу и, как только юноша вышел, сейчас же снова запер ее.
Виктор сбежал по лестнице на усыпанную песком площадку. Обрадовавшись потоку света, хлынувшему ему навстречу, он обернулся, чтобы взглянуть па дом снаружи. Это было солидное двухэтажное здание. По открытым окнам он узнал комнату, где ночевал. Остальные окна были закрыты, и старые стекла отливали всеми цветами радуги. На всех окнах без исключения были крепкие, прочные железные решетки. Главный вход был завален, и в дом, по-видимому, можно было попасть только по крытой деревянной лестнице, которая вела на площадку, усыпанную песком. Все здесь было по-иному, не так, как у них дома, где все окна были раскрыты настежь, где ветерок шевелил легкие белые занавески и уже из сада был виден весело пылающий в кухне огонь.
Теперь Виктор обратил взоры на открытую площадку перед дядиным угрюмым домом. Она была здесь самым отрадным местом. Сзади у боковых стен дома росли высокие деревья, сама площадка была усыпана песком, кое — где стояли скамейки, были разбиты куртины с цветами, а по направлению к озеру площадка кончалась настоящим цветником и кустарником. По обеим сторонам ее окаймляли деревья и кусты. Виктор прошелся по площадке, воздух и солнечный свет благотворно подействовали на него.
Но потом его потянуло дальше, все осмотреть. Его привлекла отходившая от дома аллея с вековыми липами. Деревья были такие высокие и густые, что земля под ними была влажная, а трава необыкновенно нежной зеленой окраски. Виктор пошел по аллее. Она привела его к другому зданию, с запертыми на замок высокими и широкими воротами на ржавых петлях. Над аркой ворот рядом с геральдическими атрибутами местного герба были вырезаны на камне знаки высокого духовного сана — посох и митра. У подножия арки и деревянных ворот росла мягкая, густая трава, свидетельствовавшая, что здесь давно уже не ступала нога человека. Виктор убедился, что проникнуть через эти ворота внутрь здания ему не удастся, поэтому он пошел вдоль него и осмотрел его снаружи. Стены — серый каменный четырехугольник — покрывала почерневшая черепичная кровля. Буйно разросшиеся деревья подымались значительно выше здания. На окнах были решетки, а за решетками вместо стекол чаще всего серые, полинялые от дождя доски. В здание, правда, вела еще дверка, но она, как и главный вход, также была завалена. Дальше за домом шла высокая каменная стена, должно быть, огораживающая все владение со строениями и садами, а входом, по всей вероятности, служила дядюшкина железная решетка. В одном выдающемся наружу углу отрады был разбит монастырский сад, оттуда Виктор увидел две толстые, непривычно приземистые церковные башни. Фруктовые деревья одичали, на многих тоскливо повисли обломанные ветки. С этим печальным прошлым представляло резкий контраст цветущее, вечно юное настоящее: окрашенные в светлые дымчатые тона высокие горы глядели на полный жизненных соков зеленеющий остров, и вокруг был такой великий, такой всепобеждающий покой, что развалины зданий — эта поступь неизвестного прошлого, поступь былых поколений — воспринимались только как серая точка, которую не замечаешь среди распустившейся в бурном цветении жизни. Темные кроны деревьев уже покрыли их своей тенью, вьющиеся растения вползли на стены и свешивались с них, внизу сверкало озеро и на всех вершинах, одетых в золотые и серебряные уборы, солнечные лучи праздновали свой праздник.
Виктор охотно обошел бы весь остров, по всей вероятности небольшой, и охотно обследовал бы его, но он уже убедился, что, как он и предполагал, бывший монастырь, со всеми принадлежащими к нему строениями и садами, окружен стеною, кое-где, правда, скрытой за цветущим кустарником. Он снова вернулся на песчаную площадку. Тут он довольно долго простоял перед входной решеткой, рассматривал железные прутья и пробовал замок. Но подняться к дяде и попросить, чтобы тот приказал отпереть решетку, он но хотел — это было ему неприятно. Весь дом словно вымер. Кроме двух старых слуг — пожилого Кристофа и старухи, — там, верно, не было никого. Поэтому он не стал дожидаться у решетки и пошел через площадку по направлению к озеру, чтобы с береговых скал, если они там есть, взглянуть на воду. Скалы там были, и даже очень высокие, в чем он убедился, стоя на самом их краю. Внизу вода ласково омывала берег, напротив возвышалась Гризель, с ее мягкими отрогами, сверкавшие на солнце белые камни которых отражались в воде. И когда он смотрел на отвесные скалистые стены вокруг, у подножия которых притаилась темная, неподвижная, без малейшей ряби, вода, ему вдруг почудилось, будто он в темнице, и стало как-то жутко. Он поискал, нельзя ли где-нибудь слезть к воде, но исхлестанная дождями и штормами скала была гладкая, как железо, мало того — со стороны озера она даже была вогнута и образовывала как бы свод. «Какими же громадами должны быть скалы Гризель, — подумал Виктор, — если даже отсюда они представляются высоченными замками, а скалистый берег дядиного острова, когда мы ехали сюда, казался мне белой песчаной полосой».
Постояв там, он пошел вдоль края берега, чтобы добраться до каменной ограды со стороны монастыря. Он дошел туда — гладкая каменная стена отвесно обрывалась в воду. Виктор повернул обратно и опять побрел вдоль края берега, теперь чтобы дойти до каменной стены с противоположной от монастыря стороны. Но, еще не добравшись туда, он наткнулся на нечто интересное. Перед ним была похожая на вход в погреб, выложенная камнем яма с идущими вниз ступенями. Виктор подумал, что это, возможно, лестница, по которой ходят к озеру за водой. Он тут же стал спускаться. Это и вправду оказалась длиннющая лестница со сводом, вроде тех, что ведут в погреб. Он действительно добрался до воды, но как же он был удивлен, когда вместо простых мостков, с которых, скажем, черпают воду для поливки сада, перед ним открылся
