дыша). Вы его отравили! Наверняка отравили! Нашего танкиста!
Адам (с трудом поднимая голову, запевает снова). Йо-хо- хо и бутылка рома!
Ева (с отчаянием). Ади! Ади! Приди в себя, Ади!
Судья (звоня в колокольчик). Тише! Я прошу тишины!
Теперь вдруг заговорили все сразу. Ева, по-видимому, пытается вцепиться в парик обвинителя, защитник и секретарь суда борются за термос, даже заседатели о чем-то беседуют. Адам, не отрывая головы от стойки, снова затягивает свое «Йо-хо-хо и бутылка рома!».
Судья (встает, звонит в колокольчик). Тише, или я попрошу очистить зал!
Адам (восторженно и громогласно). Да, дорогая, давай закрывай! (Падает на пол.)
Перерыв. Поначалу в декорациях находятся только защитник и обвинитель. Они опять в мантиях, у защитника на голове берет. В то время как он с видом гневного триумфатора сидит за своим столом и что-то усердно пишет, она, в позе несчастной грешницы, стоит возле него.
Обвинитель. Я ничего об этом не знала. Правда, ничего!
Защитник. О чем?
Обвинитель. Что в термосе был ром.
Защитник. Такое можно было унюхать!
Обвинитель (страдальчески). Запах-то я почувствовала. Но я подумала, что он пропустил перед этим. Мой тогда тоже так сделал. Правда, свалился он только во время семейного праздника.
Защитник (саркастически). Приношу свои запоздалые соболезнования. (Встает, повышает голос.) И тем не менее я заявляю самый решительный протест против ваших методов ведения дела. (Возмущенно.) А пока можете наслаждаться видом вашей несчастной жертвы. Вот она!
Широким жестом он указывает на дверь, в которую Ева и секретарь суда как раз вводят на сцену Адама. На нем снова костюм, на голове — компресс. Он, кажется, все еще не протрезвел.
Ева (обращаясь к секретарю суда). Это могло его погубить! От вина погибло больше людей, чем от холеры.
Секретарь (испуганно). Неужели?
Ева. Конечно! Особенно футболистов!
Адам (со стоном). Мне плохо.
Ева. Так тебе и надо.
Они осторожно сажают Адама на скамью. Обвинитель смотрит на него с виноватым видом. Защитник делает Адаму тайные знаки — которых тот, правда, не замечает — выжать из ситуации все, что можно.
Секретарь (робко). Я тоже против этого… Просто у меня насморк… хронический… Я только как лекарство… (В отчаянии.) Откуда я знал, что его будут потчевать моим ромом!
Ева (строго). Не будут, а будет. Она!
Обвинитель отворачивается и идет к своему столу. Секретарь суда пробирается на свое место и мимоходом пытается взять со стола защитника термос.
Защитник (сердито). Стоп! Это вещественное доказательство!
Секретарь суда оставляет термос в покое и направляется к своему табурету. Дверь комнаты для совещаний открывается, появляются судья и заседатели.
Секретарь. Суд идет!
Все встают. Адам покачивается. Ева его поддерживает.
Судья. Прошу садиться. (Обращаясь к Адаму.) Господин Шмитт, чувствуете ли вы себя достаточно отдохнувшим, чтобы принять участие в продолжении слушания?
Адам (слабым голосом). Да, конечно…
Защитник. Но при одном условии: если полностью будет учитываться плачевное состояние здоровья моего подзащитного, а подобные эксцессы не повторятся!
Секретарь. В термосе и так уже почти ничего не осталось.
Судья. А вам, господин секретарь, я объявляю строгий выговор. Вы обязаны были предостеречь молодого человека.
Секретарь. Когда люди хотят жениться, не помогут никакие предостережения.
Судья. Продолжаем слушание дела. Желает кто-нибудь выступить?
Обвинитель и защитник просят слова. Она — с явной нерешительностью, он — порывисто.
Судья. Прощу вас, господин защитник.
Защитник (встает, быстро входит в раж). Высокий суд! На ваших глазах был проделан эксперимент, который я не могу квалифицировать иначе, чем гнусность. Одно из прекраснейших человеческих свойств — способность фантазировать — подверглось надругательству для того, чтобы спровоцировать одну из печальнейших человеческих слабостей: неверность. Фрау обвинитель не погнушалась прибегнуть к самым изощренным психологическим приемам и навязать моему подзащитному обстоятельства, бороться против которых его наивная молодая душа была не в силах. Постарайтесь, господа, повнимательнее рассмотреть фрау обвинителя… (Внезапно что-то придумав, обращается к обвинителю.) Не угодно ли вам разоблачиться еще разок?
Обвинитель (сухо). Нет, не угодно.
Защитник. Тогда я апеллирую к вашей фантазии, господин судья, и спрашиваю вас как мужчина мужчину: какой Адам смог бы устоять против такой Евы, пусть даже в столь локальном раю? А мой подзащитный устоял. Во всяком случае, он боролся с извечным могуществом женских чар до тех пор,
