за разом проигрывала, снова и снова раздавался сигнал проигрыша, и Чарли опять смеялась. Манон дышала кислородом, не отводила глаз от дороги. Марку предложили место в супермаркете. Там нормированный рабочий день, и он сможет жить с семьей, с женой и ребенком. Они живут где-то за Пасаденой. С его точки зрения, это куда лучше. Она пообещала прибавить ему жалованье. Вынуждена была пообещать. Хотелось бы ей знать, действительно ли Марку предложили место, или он просто хотел прибавки? Хотя — не все ли равно. Ей так и так придется ему платить столько, сколько он хочет. Или еще кому-то. Трудно найти человека. Альбрехт ведь не со всяким поладит. Он Альбрехту нравится. Уже поэтому надо держаться за Марка. Она казалась сердитой. Озабоченной. Нелегко это, сказала Маргарита. Ухаживать за такими. Альбрехту хорошо, что он может оставаться дома. Ну, отвечала Манон, хоть под конец-то человека могут больше не выгонять. Или? Она бросила на Маргариту короткий взгляд. Укоризненный. Маргарите оставалось лишь кивнуть. Можно, конечно, сказать, что лично она никого не прогоняла, но она просто смотрела вперед. Свет стал мягче. Больше не слепил.
Манон проехала по Сансет дальше, чем всегда. Потом свернула налево. Вниз. Остановилась на парковке, зажатой высокими зданиями. Они обошли вокруг дома и спустились в ресторан. Платить надо было при входе. Всем хотелось стейков, и креветок, и колы. Уснет ли потом Чарли? — спросила Маргарита. Они встали в очередь в кассу. Перед ними — семья с тремя детьми. Все трое с визгом лазили по турникету на выходе. Родителям пришлось собирать детей, когда очередь дошла до них. Маргарита заказала по три порции стейка и креветок для взрослых. За Чарли платить не нужно. Если берешь две порции для взрослых, то детская — бесплатно. И салат. Разумеется. «Соке. Don't forget the соке», [196] — прошептала Маргарите Чарли. Маргарита заказала кока-колу. Заплатила. Получила чеки. Официантка уже ждала их и проводила к большому круглому столу. Взяла чеки и предложила самим пройти к салат-бару. Чарли и Линн тут же туда и отправились. Чарли приплясывала рядом с матерью. Все время повторяла, что съест целую гору креветок. Если берешь стейк с креветками, то креветок можешь есть сколько влезет. Маргарита спросила Манон, не принести ли ей салату. Да, согласилась Манон, зеленого, и с французским соусом. Манон откинулась на спинку. Часто дышала. Маргарита пошла за салатами. Все кругом было насыщенно-зеленым и ярко-розовым: дерево выкрашено в зеленый цвет, вся обивка, скатерти, занавески — розовые. За столиками — много семей с детьми. И все дети возбуждены, как Чарли. Чарли уже щебетала о десерте: там был большой стол со сладким. Чарли стояла с полной тарелкой салата перед десерт-баром. Можно ли ей что-нибудь? Маргарита пообещала ей все, что душе угодно, но начать все же стоите салата. Все уселись за стол. Ели салат. Принесли стейк и креветки. Чарли поменялась с матерью — отдала Линн мясо, забрала ее креветки. Они принялись за еду. Маргарита спросила Манон, как та готовит картофельный салат. Ведь есть столько рецептов. Она делает его с горчицей и молодым луком, сказала Манон. Обычный лук здесь, в Л.-А., слишком горький. В Вене лук был слаще. Значит, горчица. Столовую ложку развести в уксусе. А картошка должна быть еще теплой. Здесь так не готовят, поэтому картофельный салат невкусный. Или же его можно заправить майонезом. Иногда она еще добавляет черешки сельдерея. Для хруста. Кое-кто здесь вообще не ест сырого лука. Поэтому для школы придется приготовить две разные миски. Одну — с луком, другую — с сельдереем. А мне придется чистить картошку, улыбнулась Линн. Да у нее и мисок-то больших нет. У нас — только маленькие, потому что я еще маленькая, сказала Чарли, набивая рот креветками. Она спросила Манон, неужели ей не нравится? Ведь можно есть креветок сколько влезет, а платить не надо. Манон ответила, что ей стоит как следует поблагодарить за все Марго. Маргарита болтала с Чарли. Спросила, как зовут ее лучшую подругу? До какого часа у них уроки? Нравится ли ей заниматься спортом? Любит ли она креветок больше всего на свете? Больше всего — шоколад, ответила Чарли. А сразу потом — креветок. Потом Маргарита с Чарли отправились за десертом. Манон не хотела ничего, кроме кофе. А Линн пусть Чарли что-нибудь выберет. Творожный торт. Или что-нибудь еще. Маргарита взяла два куска творожного торта и один — шоколадного, для Чарли. Пошла платить. Отдала чеки официантке. Та принесла кофе. Потом — сладкое. Чарли набросилась на свой торт, политый толстым слоем шоколадной глазури. А места хватит? — спросила Маргарита. Линн ответила, просто удивительно, сколько может съесть этот ребенок. И при этом она такая худая. Слишком худая, добавила Манон. Она слишком мало ест на завтрак. Чудесное качество, сказала Маргарита, лишь бы Чарли его не потеряла. Просто дар Божий — есть сколько хочешь и не толстеть. Манон сказала, что так бывает только в детстве. Она тоже была такой. Прежде. Могла есть сколько влезет. Жрать. Манон сказала: «I stuffed my face».[197] А теперь она поправляется, стоит только взглянуть на еду. Но она же совсем не толстая, воскликнула Маргарита. Послушала бы она Анну. Анна всегда потешалась над Манон. Анна преувеличивала, заметила Линн. Чарли ела шоколадную подливку. Торт не трогала. Притихла. Чарли пора спать, сказала Маргарита. У нее же завтра выступление. Необходимо выспаться. Хорошая актриса должна быть крайне дисциплинированной. Да. Давным-давно пора быть дома, рассердилась Манон. Тогда нужно быстро подниматься, сказала Маргарита и встала. На улице стемнело. Они собрались уходить. Чарли попросила упаковать свой торт, чтобы съесть его на завтрак. Манон пошла вперед. Когда Маргарита, Линн и Чарли подошли к машине, она уже сидела и дышала кислородом. Чарли осторожно несла торт в коробочке. Как драгоценность какую. Манон поехала к Линн. Маргарита собралась выйти. Попрощаться. Манон удержала ее. Линн и Чарли пора бегом бежать домой. Маргарита пожала руку Линн, потом — Чарли. Черезспинкусиденья. Пока. Пока. Она даст о себе знать. А им надо бежать. Манон права.
А Чарли — ни пуха, ни пера. Манон подождала, пока Линн и Чарли не вошли в дом. Потом тронулась. Маргарита была обескуражена. Она бы с удовольствием простилась с Линн и Чарли, как полагается. Обняла их. Манон остановила машину у своего дома. Маргаритина машина ждала там. Не проводить ли Манон, спросила Маргарита. Она должна зайти, они еще выпьют чего-нибудь. Для них обеих это опрыскивание, может быть, не так уж и вредно. Они взрослые. И рожать больше не собираются. Дело — в Чарли. Манон пошла первой. Во дворе — темно. Дом. Темный контур бассейна. Светлые облака. Их отражение блестит на воде.
* * *
Манон включила свет над диваном. Пусть Маргарита нальет себе вермута. Бутылка — в холодильнике. Ей ничего не надо. Манон легла на диван. Взялась за кислородный шланг. Маргарита налила себе в бокал вермута. Села. Сидела в потемках. Держала бокал. Холодный вермут. Освещенная голова Манон. Сумрачная комната. Сидела. Манон лежала. Глубоко дышала. Маргарита не знала, что сказать. Не решалась открыть рот. Вцепилась в бокал. Потом Манон села. Прислонила к ручке дивана две подушки. Откинулась на них. Рада ли Марго, что возвращается в Вену? Конечно, ответила Маргарита. Она страшно скучает по Фридль. Особенно после этого вечера с Чарли. Можно только позавидовать. Ей и Линн. Да, ответила Манон. Пожалуй, так. Снова умолкла. Увидится ли Марго с тем мужчиной? Недумаю, ответила Маргарита. Аядумаю, что — да, возразила Манон. Не так-то легко найти хорошего мужа. Нужно вести себя разумно. Манон снова вздохнула. Ей кажется, она больше не сможете ним. Она не умеет вести себя разумно, отвечала Маргарита. Никогда не умела. Как это, спросила Манон. Ну. Пока она еще жила в Зальцбурге, летом, после окончания школы. Она тогда влюбилась. Его звали Альфред, и она так влюбилась, что все забыла. Натри недели. И она с ним… Он был первым. Потом они все разъехались. Она со своим классом — в Рим. Он со своим — в Грецию. Их автобус во время поездки перевернулся. Троих его друзей тяжело ранило. Один погиб. Они вернулись из Рима и услышали о несчастье. Вот. Она ему не позвонила. Не смогла. Ждала, чтобы он позвонил. Думала, он хочет, чтобы его оставили в покое. Ни с кем не может говорить. И она боялась встретить его. Боялась, что это несчастье важнее их любви, что оно убило любовь. Для нее то, что у них было в лесу, что они обещали друг другу, для нее это было самым важным на свете. Святым. Он не позвонил. Она ушла в себя. Бродила в одиночку. Всех избегала. По горам — вверх-вниз. Все время. Через неделю после возвращения она его увидела. Он сидел с ее лучшей подругой Клаудией перед кафе «Глоккен-шпиль». Они болтали через стол. Он что-то рассказывал. А потом они рассмеялись. Она прошла мимо. Бросилась домой. Ни с кем не разговаривала. Только думала о своей боли. Спрашивала себя, почему он не сказал, что они будут вместе. Каждую секунду. Что никакое путешествие их не разлучит. Ничто. Ничто не может встать между ними. Ничто. Ей трудно объяснить все это Манон, сказала Маргарита. Но как они болтали с Клаудией… Смеялись. Тут все пропало. Все кончилось. А какое отношение это имеет к мужчине в Вене? — спросила Манон. Ну, она же позвонила туда, а там эта женщина сняла трубку. Точно то же самое, как перед кафе «Глоккеншпиль». Когда она почувствовала свою отдельность от него, когда все кончилось, он продолжал преспокойно жить дальше. «You are a real romantic»,[198] — сказала Манон. Это непрактично. Но она понимает. И Марго ведь еще так молода. Она найдет новую
