подъезжает электровозик. Это гудение рвет душу Лопе. В горле стоит комок. Лопе сглатывает. Пора идти. Лопе идет к Блемске. Блемска в одной рубашке выходит ему навстречу.
— Я все обдумал. Мы оба влипнем, если ты сразу останешься у меня. То есть ночь ты можешь у меня провести, а вот утром ты отправишься к Липе… будто со смены. До поры до времени не надо привлекать внимание. Пусть все сперва уляжется… А уж потом у меня есть одна мыслишка. С завтрашнего дня у тебя отпуск. Для Липе у тебя отпуск — понял?
Лопе даже не подозревал, что отпуск — это так ужасно.
— Главное дело, они ничего не вписали в твои бумаги. Тогда тебе, можно сказать, повезло.
А новое все не кончается.
— Шульце Попрыгун теперь работает в нашей лавке продавцом от Хоенберга. Слыхал?
— Попрыгунчик?.. Ты, верно, спятил. Ему и пакета не свернуть. Он…
— А зачем ему сворачивать? У него на то продавщица есть. Они говорят, что желают повсюду видеть новых людей.
— Ну да, вот и Липе сделали смотрителем.
— Все-таки сделали?
— Новый управляющий все может. Милостивый господин заперся у себя и сидит там, будто ненормальный, это они так говорят.
— Ты, верно, сам ненормальный.
— Нет, нет, я правду говорю.
— Тогда это для Липе очень даже некстати.
— Что некстати?
— Ну, что они Труду забрали. Полиция из Ладенберга. Труду и овчара Мальтена.
— Ты, верно, совсем тронулся.
— Ничего я не тронулся. Так все и было.
— Господи Иисусе, эти-то в чем провинились?
— Ты ведь, наверно, знаешь, Труда — она… без году неделя, как конфирмовалась и уже снюхалась с парнем. Ее вроде бы Желторотик… в Михайлов день… Они теперь не желают, если какая-нибудь девица попадется, чтобы она ходила к Мальтену или еще куда…
— Им-то какой прок?
— Не знаю, но говорят, что за это полагается тюрьма.
— С ума сойти! Обалдели они там все, что ли?
— Мальтен, говорят, смеялся, когда за ним пришли. Смеялся так, что у всех мороз по коже. «Ну тогда приготовьте уж заодно камеру с кушеткой и ватерклозетом для этого типа», — сказал он. Сам понимаешь, кого он имел в виду.
— Он что, так прямо и сказал?
— Да, так прямо и сказал. А Труда сжимала кулаки и проклинала Желторотика. Желторотика-то не забрали. Говорят, он сам на них и донес, потому что он горой стоит за обновление. «Ах ты, гад, — это Труда ему кричала, — мать мою ты тоже погубил…»
— Интересно, что они еще придумают?
— Да, а еще: «Подавай мне музыку, подавай мне флаг». Мальтен орал, что ему, мол, для отправки нужны музыка и флаг. Мы слышали его голос, уже когда машина въехала в лес. А потом все стихло. Может, их связали?
— Сколько годков живу на свете, а такого мне видеть не доводилось.
— Да и мне тоже!
Дело близится к маю. Земля утопает в цветочном буйстве. Над пашнями висит пронизанное трелями жаворонков синее небо. Шмели качаются на ранних цветках брусники.
В лесу раздается воркование диких голубей. Ширяет за мышами кобчик. Выставляются кверху свечки каштанов. На черешках дуба разворачиваются лиственные почки. Ночи напоены шелестом цветочного изобилия и напором соков. Земля хочет показать, на что она способна. В задавленные людские души прокрадывается нечто похожее на отвагу и надежду.
— Надо бы показать, что мы еще здесь, — говорит Блемска Густаву Пинку. Это происходит как-то днем в лесу, куда оба пришли искать сморчки. — Первое мая на носу… Пусть хотя бы почуют… Чтоб не воображали, будто мы их боимся…
Они помирились в последнее время, Блемска и Пинк.
— Я не виноват ни сном ни духом, — так сказал Блемска, — может, я и был когда несдержан, может, хотел, чтоб все сразу… Но, признайся честно, нам долго не исправить того, что вы проворонили. Я имею в виду историю с Гинденбургом и тому подобное…
— Да, мы, конечно… мы ведь тоже… — мнется Пинк, — но как ты заявишь о себе первого мая? Они опять нас заберут, и уж тогда… тогда нам крышка.
— А им и в голову не должно прийти, что это сделали мы. Дай срок, я что-нибудь придумаю. Встретимся здесь. Днем накануне первого мая. Можешь и Шпилле намекнуть. А больше никому. Теперь ни в ком нельзя быть уверенным.
А у Лопе Блемска в тот же вечер спрашивает:
— Поможешь? Нам нужен еще один парень, легкий, словно белка, в общем, такой, как ты.
— За это покажи мне, куда ты зарыл книги, — говорит Лопе.
— Книги? Показать-то я могу, но едва ли они нам понадобятся. Я думаю, нам с тобой пора сматывать удочки.
— Сматывать удочки?
— Да, если с первым мая все сойдет благополучно, мы просто скажем — до свидания.
— Думаешь, мы найдем работу в другом месте?
— Работу? А вот. — И Блемска достает из угла свою точильную машину. И наступает ногой на педаль. Машина начинает жужжать.
