— А ты не бойся, фрау Клари. Они покричат-покричат и перестанут. Тебе-то они ничего не сделают.
— Мальчик ты мой хороший!
Я лезу под комод за гусеничными деньгами. Я их завернул в бумажку и спрятал там. Далеко-далеко запихнул, куда щетка, когда подметают, не достает. Вот тебе и раз! Пропали деньги!.. Да нет, они только чуть в сторону отъехали. Это от грозы, наверно. Ну вот, теперь я их отнесу Фимпелю-Тилимпелю.
А Фимпель даже не стал считать. Он сунул деньги в карман, хлопнул по нему, сказал:
— Положим их сперва в карманчик и проглотим скорей стаканчик, — и исчез.
Глава одиннадцатая
На многих полях уже выстроились ряды ржаных кукол. Это они приготовились к походу в риги. С каждым днем кукол становится все больше и больше. А там, где поля подстригли машины Крестьянской взаимопомощи, кукол уже нет. Здорово они нас обогнали! Вся рожь у них хорошо просушена и свезена на тока. Теперь им можно уже и молотить. Сколько ни погоняй нас дедушка, сколько ни ворчи, а нам их никогда не догнать! У нас есть участки, еще даже не скошенные. Так и не скосив всех колосовых, мы начинаем свозить снопы в ригу. Зато нам потом при молотьбе хуже будет. Сколько еще работы! И все новая прибавляется — будто сорная трава: никак ее всю не одолеешь!
Когда Лысый черт справится с косовицей, он нам свою жатку даст. Но когда это еще будет? А до тех пор мы мучимся с косьбой, вяжем сами снопы. Может быть, Кимпель даст нам еще и лошадь? Его жнейку одному Дразниле тащить трудно. Машину он нам задаром дает, потому как мы с ним в дружбе. За лошадь придется платить овсом. Лошадь одной дружбой не накормишь.
Так никто и не узнал, отчего куры учителя Керна как-то раз после полудня ненадолго захворали. Хоть меня учитель Керн и оставил на второй год, я все равно к нему хорошо отношусь. Он нашему солдату не наябедничал. Наш солдат теперь не молчит, когда дедушка ругает его. Только когда бабушка его попросит, и то он еле сдерживает себя и говорит, засучивая рукава:
— Это мы еще увидим! Да-да, мы еще посмотрим! — и быстро так взглянет на фрау Клари.
Мне кажется, что фрау Клари тихонько кивает ему и ее большие голубые глаза поддакивают, как бы говоря: «Так, так, правильно!»
— Ступай играть, Тинко! — говорит мне наш солдат после обеда.
— Дядя-солдат, бабушке тяжело одной будет.
— Мы ей поможем.
И правда, наш солдат сам вяжет свои снопы, а фрау Клари помогает бабушке. Конечно, солдат очень даже свободно может сам вязать снопы: вон он насколько обгоняет дедушку! А пока дедушка снова нагонит его, у солдата все снопы уже связаны. Дедушка и плюется и ворчит, но делает это так, будто он разговаривает сам с собой. Да, тут не разойдешься, а то солдат и фрау Клари возьмут да уйдут. А что дедушка один может?
Теперь у меня после обеда всегда каникулы, как у городских детей. Полями я пробираюсь к Кимпелям. Пойди я деревней, меня крикуны бы опять задразнили. Фриц уже ждет меня. Он сидит в саду и дрессирует двух кузнечиков. Он хочет заставить их плавать в миске с водой. Но кузнечикам больше хочется поскорей улететь. В воде у них закоченели и ножки и крылышки, и они вообще ничего не могут: ни летать, ни плавать, ни прыгать.
— Начнем, значит! — говорит Фриц, встает и засовывает под курточку большую банку с колесной мазью.
Мы подходим к пруду. Собравшиеся на берегу ребята уже опять кричат:
— Кто ходит второй год в один класс? Сви-но-пас!
Но мы, как настоящие герои, смело шагаем им навстречу. Враги наши что-то заподозрили и разбегаются. Мы с Фрицем присаживаемся на бережку, высматриваем лягушек и тихо переговариваемся. Снова на том берегу начинают дразниться.
— Свинопасы! — кричит Белый Клаушке. Он, правда, больше меня, но куда слабей.
— Этого мы первым отделаем, а не поможет, возьмем еще кого-нибудь, — шепчет мне Фриц. Вдруг он начинает прутиком хлестать по воде и кричит: — Змея! Гляди, змея!
Я не вижу никакой змеи. Там, куда указывает Фриц, торчит ржавый обруч из воды. Враги подходят ближе: им тоже хочется посмотреть на змею.
— Тинко, а ты видел, как она лягушку проглотила?
Я ни змеи, ни лягушки не видел.
Самый любопытный из ребят — Белый Клаушке. Он подходит совсем близко. Фриц вскакивает и хватает его. Пошло дело! Белый Клаушке, конечно, догадывается, что мы затеяли недоброе, и начинает орать что есть мочи. Но я крепко держу его и ни за что не отпущу.
— Это тебе за «свинопасов»! — говорю я.
А Фриц намазывает ему лицо колесной мазью, приговаривая:
— Второгодники — учителю не угодники!
Белый Клаушке плюется, пыхтит, а Фриц размазывает колесную мазь по его лицу. Я пригибаю Белого Клаушке к земле. Фриц берет еще мази и шлепает ему на штаны — это мы ему клеймо ставим, чтобы все видели, до чего он нас довел. Остальные ребята убежали на тот берег и кричат:
— Свинопасы!
— Следующим мы Чеха возьмем, — снова шепчет мне Фриц.
Белый Клаушке бежит к своим, а те теперь смеются над ним и дразнят его:
— А зачем ты им в руки дался? Теперь ты сам чист, как трубочист!
Белый Клаушке старается отмыть лицо в пруду. Ребята смеются еще громче и орут:
— Глядите, он все черней делается!
Мы тем временем потихоньку подбираемся к Зеппу. Девчонки кричат ему, чтоб он остерегался, но уже поздно. Зепп попадает прямо Фрицу в лапы и тоже получает свое клеймо. Да, пусть знает: клеймо ему поставили два порядочных второгодника, чтоб он больше никогда не дразнился. Мы уже так наловчились, что дело у нас идет быстрей, чем стрижка овец. Ребята все удирают. Раздаются возгласы:
— Свинопасы!
— Глядите! Негры, негры!
Но Фрицу и этого мало.
— Надо еще маленького Кубашка взять в оборот, — говорит он, вытирает пот со лба и оказывается весь в колесной мази. — Сливочным маслом смажу — и отойдет… Теперь давай ловить маленького Кубашка. Он слабый на ноги.
Начинается охота на маленького Кубашка. А тот носится, вертится, точно взбесившаяся мышь. Мы окружаем его. Он бросается на спину, задирает ноги и кричит:
— Не надо, не надо, я не буду больше дразниться! Не буду-у-у!
Мне жалко маленького Кубашка. Пусть дразнится — подумаешь, когда-нибудь ведь перестанет! А Фриц наклоняется над извивающимся малышом и говорит:
— Этот крысенок опять начнет дразниться, только мы его отпустим. Сейчас мы смажем его как следует!
— Фриц, дорогой Фриц, я не буду дразниться, не буду-у-у! — хнычет маленький Кубашк, прижимает свои толстенькие ручки к груди и брыкается вовсю.
— Садись на него и держи крепче! — приказывает мне Фриц.
— Не буду я его держать!
— Он замарал твою честь. Ее надо отмыть!
— Не буду я его держать, у него еще судороги начнутся!
— Ничего у него не начнется! Держи его, а то я тебя самого вымажу! Ты в моих руках. Я тебя завсегда утопить могу! — орет Фриц, дико глядя на меня.