тем самым, так сказать, в лагере евангелическом! Учитель, выражаясь в возвышенном, библейском стиле, приказал:
— Да будет стерто имя Станислауса с доски и да будут стерты прочие имена, кои там начертаны!
Он задумчиво пошел назад к своему крольчатнику. Детей охватил священный трепет.
8
Ветер продувал деревню. Дорожная пыль летела вдоль улиц. Слух о том, как Станислаус рассказывал про юношу из Наина, облетел все дома. Густаву рассказали товарищи на фабрике.
— То ли еще будет, когда парень начнет жрать пивные кружки, — сказал он с таинственным видом.
А Станислаус и впрямь преподносил им все новые сюрпризы. Однажды вечером, перед сном, он стал бормотать себе под нос:
— Вот когда у Эльзбет будет ребеночек, она уже не принесет мне ни игрушек, ни пряников.
— Что будет у Эльзбет?
— Ведь у всех женщин есть дети.
— Сейчас же замолчи и живо в постель!
Эльзбет пришла в следующую субботу. Мать внимательно осмотрела ее. И что же? Разумеется, ничего не обнаружила. И чего только ребята не наболтают! Все братья и сестры получили по кулечку конфет. Пророку Станислаусу достался такой же кулек, как и другим. Правда, у Эльзбет был несколько усталый вид. Но ведь работать ей приходилось не на шутку. Ящики с бутылками, ох, как тяжелы! А она их таскала иногда с самого раннего утра и до позднего вечера.
Через месяц Эльзбет опять приехала. И по-прежнему никаких перемен в ней не было. Вот ведь ребячья болтовня! Девушка долго просидела в хлеву, лаская новорожденных козлят. В воскресенье она надела новое платье. Она собралась в деревню на танцы, и в этом ей сам дьявол не мог бы помешать. Но в довершение ко всему она стала поливать себе голову пахучей водой из маленькой бутылочки.
Лена вырвала у нее из рук бутылочку и швырнула об стенку.
— Это уж слишком. Черт знает что! — Вся комната запахла, как ящик с душистым мылом.
— Воронье поганое! — крикнула Эльзбет.
Лена отхлестала ее по щекам. Но девушка все-таки взяла сумку и отправилась на танцы, а ночью прямо с танцев ушла в соседнюю деревню на станцию.
А еще через месяц Бюднеры получили письмо. Эльзбет писала, что теперь уже никогда не вернется домой. И пусть родные не удивляются, если она больше не сможет посылать им деньги. Ей приходится заботиться о собственной семье. Она ожидает ребенка. «С наилучшими приветами — Эльзбет».
Все было кончено!
Ребенок, которого ожидала Эльзбет, был внуком лимонадного фабриканта. Она последовала советам Лены и выдвигалась. Но выдвинулась настолько, что столкнулась с сынком фабриканта, который частенько слонялся по двору, инспектируя икры мойщиц.
Лена примялась допрашивать Станислауса.
— Эльзбет, небось, сама тебе сказала, что у нее будет ребенок?
— Нет, Эльзбет мне ничего не говорила.
— Откуда же ты, козявка, узнал об этом?
— А я все сам придумываю.
— Как это так — придумываешь?
— А так — просто обо всем думаю.
Станислаус поспешил удрать. Он был очень занят. Он как раз начал обучать одного из козлят говорить. И ему казалось, что козленок уже понемногу разговаривает.
— Ну, чего ты хочешь, дурачок, свежей травы, или сена, или все вместе? — спрашивал Станислаус, держа в одной руке траву, а в другой сено.
«Ме-е-е», — блеял козленок, и Станислаус был уверен, что он говорит «вме-е-сте».
В эту ночь Лена не могла заснуть. Она разбудила Густава.
— Послушай, а что если наш Станислаус ясновидящий? — Она вытащила из-под подушки письмо. — На, почитай! Девка-то, оказывается, с приплодом.
Густав вскочил. От письма он отмахнулся, но чудодейственные способности Станислауса его восхитили.
— А ты не замечала, он не пробует глотать стекло?
9
Вскоре после этого Станислаусу довелось совершить еще одно чудо. Был убит лесничий; его зарезал ножом какой-то браконьер. В деревне закипела густая похлебка всяческих слухов; она шумела, шипела, булькала; подымались и лопались пузыри подозрений и предположений. Местный жандарм Хорнкнопф ходил из дома в дом. В бумагах лесничего нашли список с фамилиями тех жителей деревни, которых лесничий хотя бы разок задержал за какой-нибудь проступок. Значилась там и фамилия Густава. Было отмечено: «Густав Бюднер — кража дров» — а потом, ниже, после множества других фамилий тех, кто воровал дрова или «похищал» грибы, снова отметка: «Густав Бюднер выкрикивал угрозы по моему адресу. Настроен враждебно!» Густава подвела его ненависть ко всем, кто не побывал на фронте. Когда однажды на фабрике зашла речь о лесничем, он в запальчивости сказал:
— Вот кого надо было бы угостить свинцовым горохом. Пока мы воевали, он отсиживался дома и измывался над бедными бабами. Под юбки им заглядывал, и это еще не самое худшее, что о нем можно сказать…
Жандарм Хорнкнопф пришел во двор к Бюднерам. Густав чистил козий хлев. Он и не заметил, как за его спиной появился зеленый мундир. Взмахнул вилами — и ком навоза попал прямо на начищенные сапоги франтоватого жандарма.
— Перед тобой представитель власти, а ты его оскорбляешь! — жандарм показал на козий помет.
Густав от испуга выронил вилы. Он побледнел.
— Ты, верно, закопал там свою винтовку, Бюднер?
— Винтовку? У меня нет никакой винтовки.
— Неужели ты не притащил с фронта ружьишко?
— Только вшей притащил я, господин Хорнкнопф, а не оружие. — Густав уже взял себя в руки.
— Покажи-ка мне дом, Бюднер, я поищу твою винтовку!
— В моем доме только одна винтовка, та, что у вас за плечом, господин жандарм.
— Ты свои шуточки брось!
— Так ведь лань-то была задушена силком, а не застрелена, господин жандарм.
— Ты откуда это знаешь?
— Так все говорят.
Из-за стенки козьего хлева показался курносый нос Станислауса:
— А лесника-то зарезали, дядя Хорнкнопф!
