Вот беда, Софи все не могла отвязаться от мыслей о своем ребенке.
— Спой веселую песню, Софи. Слышишь, веселую!
Софи прислушалась, потом пронзительно засмеялась и запела:
Софи вскочила и начала отплясывать вокруг кухонного стола. Она напыжилась, приподняла юбки и старалась выступать изящными мелкими шажками. «Курлы-курлы-курлы».
Дверь отворилась. В кухню вошел хозяин. Его лицо побагровело, залитое пивным румянцем. Стоячий воротник промок от пота. Хозяйка оттеснила его в сторону. Она таращилась из-под воскресной шляпки, словно это был стальной шлем. Короткое платье открывало ее жирные колени, огромные, как у бегемота. Станислаус вспотел.
— Садись, Софи, немедленно садись!
Софи послушно плюхнулась на стул. Хозяйка заорала:
— Неужели у тебя ни капли совести не осталось, глупая девка?
Софи кивнула.
— Ты ради этого мальчишки уже задрала юбку?
Софи отрицательно покачала головой. Хозяин вцепился в посудный шкаф. Ему, видно, хотелось избавиться от тесных башмаков, но никак это не удавалось.
— Это… это у них т-т-тут орга… орга… органия. — Он отрыгнул и широко открыл глаза. — А дрожжи приготовлены? А опару ты замесил? Слышишь, деревенщина?
— Все сделано, хозяин! — Станислаус не был больше гипнотизером. Его «центральный взгляд» не достигал осоловелых глаз хозяина.
— Так чего ж вы еще тут расселись и жжете дорогой свет?
Софи, вся расслабленная, сидела на табуретке. Глаза у нее были закрыты, она чему-то улыбалась. Хозяйка трясла ее, но Софи спала. Ее усыпил Станислаус и, видимо, только он и мог ее разбудить. Но как же в присутствии хозяев достать заветную книжку? Не зная, что делать, он беспомощно сказал хозяйке:
— Софи очень устает. Она часто так засыпает сразу же после ужина.
Хозяйка попыталась вытащить стул из-под Софи. Софи сидела грузно и неподвижно. Спинка стула затрещала, но Софи не шевельнулась.
Станислаус помчался в пекарню. Он притащил два железных листа. Ударил листом о лист и прокричал:
— Софи, проснись, путь свободен!
И, гляди-ка, Софи потянулась. Протерла глаза, зевнула, широко развела руки.
— Ах, какой мне хороший сон приснился, — сказала она мечтательно.
— Пошли спать, парень. — Она подняла глаза и увидела хозяйку в коротком платье. — Что, разве пора вставать, хозяйка? Неужто я проспала?
— Бесстыжая дура!
Хозяйка сняла шляпу. Коротко, «под мальчика» остриженные волосы торчали во все стороны. А хозяин хохотал не унимаясь.
— Видала, как он — бах-бах-тра-ра-рам! — Он попытался ухватить Станислауса за ухо своими жирными пальцами. Но Станислаус вывернулся. — А ты не забыл посыпать мукой кислое тесто, а, колдун?
— Много муки насыпал, хозяин.
В эту ночь Станислаус не мог заснуть. Он весь горел. Он раскалялся в пламени своего воображения, как железный прут в кузнечном горне. Ему удалось загипнотизировать Софи!
Фриц в эту ночь вообще не вернулся. Может, он спал у своих девчонок? Может, для какой-нибудь из них он тоже был настоящим мужчиной, с которым так сладко? Только под утро, за полчаса до подъема, Станислаус заснул беспокойным, прерывистым сном.
15
В мучной пыли проходили дни. Фриц Латте с каждым днем наглел все больше.
— Мне тут всего несколько месяцев осталось, уж я их проведу как следует. Уходить все равно придется. Старик не держит подмастерьев. Ученики-то дешевле обходятся. Зато напоследок я попляшу у него на голове. Чтобы ему памятку на плеши оставить. — Так Фриц говорил о хозяине. Хлопнув Станислауса по плечу, он добавил: — А ты, разумеется, будешь здесь гнить и ходить на задних лапках перед стариком!
— Я занимаюсь наукой, — многозначительно ответил Станислаус. Книжка о гипнозе похрустывала за нагрудником его фартука.
— Чему уж ты научишься! Пойдем лучше на ярмарку, в балаганы. Там есть на что посмотреть. А если старик начнет ругать тебя, я его отколочу.
— Вчера он пригрозил тебя выпороть, но ты его не поколотил.
— То было вчера. А сегодня я уже мужчина, — сказал Фриц и добавил шепотом: — Настоящий мужчина, сегодня я спал с бабой. — И громко прибавил: — Нас же двое: как бы старик ни ярился, мы с ним управимся.
Но Станислаус не хотел и слушать о драке в пекарне.
— Не понимаю, какая тебе радость от этих каруселей, Фриц? Вертишься, вертишься, а в конце концов оказываешься на том же месте; только голова кружится да в кошельке легче стало.
— Там есть еще такая будка, и в ней гипнозер…
— Гипнотизер? — поправил его Станислаус и насторожился.
— Да, вроде этого, такое аптекарское словечко. Он заставляет тебя уснуть прямо как ты есть, хоть на ходу, хоть стоя. И ты делаешь все, что он захочет. Меня он заставил подойти к нарисованному на сцене дереву и задрать ногу. Он, подлец, превратил меня в собаку. И говорят, что я лаял, а он разбудил меня, когда я собирался укусить его за ногу.
Станислаус не выдержал. Прорвалась мальчишеская хвастливость.
