— И это называется искусство! Да я еще до завтрака из тебя трех собак сделаю, даже лошадь, и ты будешь жрать сено у всех на глазах.
Станислаусу пришлось доказать правильность своих слов. Его вынудили насмешки Фрица. Оказалось, что ничего не может быть легче, чем усыпить удивленного Фрица. Когда он, неподвижный и безжизненный, стоял у стены, Софи закрыла лицо передником и, крича, убежала. Станислаус приказал Фрицу закурить сигарету. Фриц задымил.
— Сигарета воняет.
Фриц сделал затяжку и скривился от отвращения.
— Сигарета воняет дерьмом.
Фриц высунул язык.
— Три дня подряд все сигареты будут вонять, только вонять.
Фриц отшвырнул сигарету.
Но Станислаусу хотелось еще что-нибудь проделать с Латте. Пусть маловер Фриц убедится, что он подвластен тайным силам Станислауса.
— Я, твой господин и повелитель, — сказал Станислаус замогильным голосом, — приказываю тебе, чтобы ты завтра вошел в пекарню, высунув язык насколько сможешь.
Фриц кивнул.
— А пока все забыто. Влезь на плиту и там проспись.
Фриц взобрался на плиту, сел на корточки рядом с кастрюлями, проснулся и стал смущенно озираться.
— Ты что же это, превратил меня в обезьяну?
— Нет, в кофейник.
Фриц, не попрощавшись, весь дрожа, поплелся в свою каморку.
А Станислаус остался один в тихой кухне. В голове у него шумело. То были, вероятно, магнетические силы, они, все еще не хотели успокоиться. Это он, Станислаус, Бюднеров сын, стал могучим источником электричества, способным излучать на других людей тысячи вольт, а то и побольше.
Следующий день начался с угрюмого утра. Настроение хозяина было таким же угрюмым.
— Это что еще за манеры — бегать с высунутым языком, как собака в жару?
Фриц подошел к стоящей в углу плевательнице и знаками подозвал Станислауса.
— Я все время чувствую вкус помоев, одних помоев. Ты меня заколдовал.
— Спрячь язык, — шепнул Станислаус, — прощаю тебе твое недоверие.
Чары были сняты. Фриц смотрел на Станислауса благодарными глазами.
— Ты мог бы стать самым знаменитым человеком в городе. Все девчонки ползали бы за тобою на брюхе.
Станислаус и не думал вовсе о девчонках, но слава о нем уже облетела мир. Это был тот мир, в котором очень значительную роль играл Фриц Латте. Он не знал удержу, хвастаясь чудодейственными силами своего друга.
— Теперь я сберегу себе кучу денег. Мой друг выгипнозировал из меня всякую охоту курить.
— Неужели он и это умеет?
— Вы бы поглядели, чего только он не умеет. Вот, например, хозяин захотел его смазать по уху. Мой друг как уставится на него, а из глаз молния так и стеганула; хозяин просто прилип к полу — и ни с места.
Парни заревели от восторга.
— Приведи его с собой. Чего же он прячется?
— Он не появляется на людях. Бережет свои силы и превращает их в молнии.
Парни не верили.
— Стал бы я сидеть в учениках, если б такое умел! — сказал один из них.
Фриц небрежно махнул рукой.
— Он же не обыкновенный человек. Он все ученые книжки читает, а ночью почти не спит. Однажды я проснулся, вижу — вокруг его кровати стоят этак шесть или восемь негров. Слышу — он что-то говорит неграм и они вроде как чокаются, а в руках у них ни рюмок, ни кружек, ничего…
Фриц не возражал, чтобы и он, человек, который общается со Станислаусом, внушал приятелям легкий ужас. Но не всех удавалось пронять.
— А ты здорово врешь для своего возраста.
Станислаус представления не имел об этих разговорах. Он продолжал свои опыты. Его захватило страстное увлечение. В книжке о гипнозе было очень точно сказано: «Да будет проклят тот, кто, развив в себе тайные силы, злоупотребит ими в корыстных целях. Нирвана поразит его. А душа его будет низвергнута в глубины Аида».
Станислаус не знал, что такое Нирвана и Аид; не знал он, что вздорный автор книжонки о гипнозе перемешал индийскую мудрость с греческой мифологией, чтобы казаться ученым. Для Станислауса все это было ново. И все напечатанное в книгах он считал непреложной истиной. Он впитывал жаргон невежественного полузнайки, как сладкий малиновый сок.
На кухню принесли дешевую кровяную колбасу. Для хозяйского ужина в кастрюле кипятились розовые сардельки. Фриц загляделся на хозяйское лакомство.
— Слышишь, как поют сардельки? Они заранее радуются, что попадут в хозяйское брюхо. — Он приподнял крышку горшка. — Ишь какие знатные, на ученика даже смотреть не хотят.
Софи закрыла горшок. Фриц шептался со Станислаусом. Пусть Станислаус заставит хозяйку раздать вареные сардельки им здесь, на кухне. Фриц залез в горшок, выхватил одну сардельку и стал вертеть ею перед веснушчатым носом Станислауса.
— Вот-вот-вот! Ты только понюхай, неужели у тебя не хватит силенок на такую безделицу?
Станислаус глотал набегавшую слюну. Скрипнула дверь. Хозяйка, шлепая комнатными туфлями, вошла в кухню. Станислаус встретил ее «центральным взглядом». Им владели голод и тщеславие. «Здесь нужно раздать сардельки, здесь!» — Станислаус мысленно произносил эти слова, все время повторяя их: «Здесь нужно раздать сардельки, здесь!»
Хозяйка заглянула в кастрюлю с сардельками. Станислаус уставился оцепеневшим взглядом ей в затылок. Казалось, толстуха колеблется. Она покосилась на жалкую кровяную колбасу, предназначенную для рабочих. Станислаус перехватил взгляд хозяйки. «Раздавай здесь сардельки, раздавай здесь!»
Хозяйка ткнула вилкой в кастрюлю, поддела одну колбаску и положила ее на тарелку Софи.
«Здесь раздавай сардельки, раздавай здесь!» Станислаус топал ногами под столом и от напряжения даже вспотел. Хозяйка на мгновение задумалась, потом выловила сардельку для Фрица. Станислаус не переставал сверлить хозяйку взглядами. Неужели он сам, повелитель тайных сил, ляжет спать, не отведав вареной сардельки? Хозяйка разрезала очередную сардельку пополам, Станислаусу досталась половника. Хозяйка положила ее на тарелку, потом взяла вилку в левую руку, а правой отвесила Станислаусу пощечину. Звонкий, словно хлопушка, шлепок прозвучал на всю кухню.
— Вот тебе, бесстыжий болван! — хозяйка провела рукой по своим растрепанным волосам. — Я тебе покажу, как таращиться на хозяйскую жену, словно на уличную…
Она погладила себя по груди и ушла в комнаты, унося кастрюлю с оставшимися сардельками. Наступило молчание. Из трещин в печи сочилось журчание сверчков. Фриц побледнел. Щека Станислауса пылала. Это его поразил Нирвана. Он действовал своекорыстно. Фриц тер ладони, зажатые между коленями. В левом ухе Станислауса жужжало, как жужжат телеграфные провода в ветреный день.
— Ладно, — утешал Фриц, — сардельки-то все-таки нам достались. — Он с хрустом укусил свою добычу. Станислаус крепился, боясь заплакать.
— Она еще пожалеет об этом в тот день, когда заболеет и сляжет.
Фриц Латте незаметно толкнул стол. Сарделька на тарелке Софи перевернулась. Софи вскочила и убежала — у нее глаза на лоб лезли от ужаса.
— Она не хочет есть гипнозированную сардельку, — Фриц перебросил сардельку с тарелки Софи на свою.
