Оказалось, кусты, в которых Настя хотела переодеться, уже занял местный эротоман. Он жадно рассматривал купальщиц, наяривая двумя руками. Настя застала его на месте преступления, мужчина испугался, бросился бежать, сбил ее с ног и обозвал «мымрой».
– Почему из всех волжских городов именно в этом и именно мне попался онанист? Девчонки, ну почему всегда мне достаются какие-то извращенцы? – посмеивалась над собой Настя.
– Ну почему только тебе – вот Таня тоже может «похвастать»… Мухаммед тот же извращенец, только образованный.
Я не скрывала своей антипатии к Танькиному избраннику.
Таня вылезла из своих мыслей и начала защищаться:
– Ну вот только моего милого не надо трогать, да?
Настя вдруг внимательно посмотрела на Таню и на полном серьезе сказала:
– Танюш, кстати, тот мужик в кустах по описанию очень похож на твоего Мухаммеда, беги, догони, может, он не успел далеко уйти?
Танька сперва слушала внимательно, но быстро поняла, что над ней издеваются, и спокойно ответила:
– Дорогая Настя. Я очень уважаю твое остроумие. Ты просто супер! Но настанет день, когда тебе будет не до юмора. Поверь, ты еще вспомнишь свои шуточки…
У Таньки лицо стало таким холодным и мстительным, что я испугалась.
– Девки, прекращайте! Что вы, в самом деле? Пошли обратно на корабль, вон уже Сова на палубе руками машет, как бы в воду не упала.
Настя пропустила меня вперед, и я услышала, как она сказала Тане:
– Ладно, извини, была не права.
Таня холодно ответила:
– Конечно. Нет проблем.
Часть вторая. Десятый «Б»
Лето пронеслось как один день. У каникул есть такое свойство – быстро заканчиваться. И в школу дико не хочется идти. По многим причинам.
Во-первых, потому, что вставать надо рано, а это всегда влом. Во-вторых, придется подчиняться чужим тетям-дядям, которые тебя не любят и даже не считают нужным это скрывать. Опять-таки, нужно лицемерить, подхалимствовать и притворяться. Учить то, что учить не интересно. Потому что уже заранее знаешь – половина знаний, полученных в старших классах, тебе точно не пригодится.
Еще нужно сидеть за партой, когда хочется двигаться. Особенно в таком возрасте, когда внутри все ликует.
Всесторонне развитых детишек – раз-два и обчелся. Как правило, у ребенка есть тяга к одному-двум предметам, и в них он наиболее преуспевает. Остальные предметы – просиживание штанов. Или юбок. Поэтому кто-то умный и придумал специализированные школы, где детки погружаются в любимые предметы и становятся грамотными специалистами.
Наши классы были единственными в своем роде – литература, искусство, мастерство актера, сценическая речь, сцендвижение и музыка. Для гуманитария такая учеба – счастье. По идее – да.
Но наша математичка считала иначе…
Глава 1. Про товарища Парамонову
На первом же собрании Агриппина Федоровна попросила комсорга назначить дату принятия в комсомол новых кандидатур.
В список внесли меня. В классе оставалось всего четверо некомсомольцев.
Комсомолка со стажем Настюха «гоняла» меня по уставу с завальными вопросами:
– Что такое демократический централизм?
– Настюх, а прокатит, если вместо этого я про партийную организацию и партийную литературу расскажу? Как ты про Бойля и Мариотта? Ну не успею я про централизм вызубрить!
– Без комсомола в институт не примут, – пугала Настя. – Запомни хотя бы, на чем
– Пять копеек…
– Ответ неправильный.
Перед собранием в класс вошел Соломон.
– Ребята! Надеюсь, вы сегодня будете объективны и не станете превращать важное общественное мероприятие в сведение счетов.
Сказав это, он мимоходом взглянул на Аню Сурову. Все знали о нашем с ней конфликте. Знаменитая геркулесовая каша стала символом чести и достоинства.
Аня Сурова сидела на своем месте вся красная, как знамя. Она готовилась меня уничтожить.
У Соломона начинался урок, и он не смог присутствовать на собрании. Зато в класс пришла Агриппина Федоровна и села на учительское место. Как прокуратор Иудеи.
– Я думаю, по поводу трех кандидатур у нас не возникнет никаких противоречий, – лояльно подытожила она.
Класс равнодушно прогудел.
– А вот по поводу Шумской я хотела бы поговорить отдельно… – Она постучала карандашом по столу и многозначительно оглядела класс. – Кто хочет выступить?
Угадайте, кто поднялся? Конечно, Аня Сурова.
– Я считаю, – начала она «пионерским» голосом, – что Шумская недостойна называться комсомолкой. Она подрывает дисциплину в классе, дерется с учениками и подбивает других учащихся плохо себя вести. Я как комсорг класса категорически против принятия Шумской в комсомол.
Класс эмоционально загалдел. Каждый выражал свое мнение с места, поэтому ничего нельзя было разобрать.
Слово взял Борис.
– Господа! Граждане и гражданки! – начал он речь, как всегда, с ироничной ухмылочкой. – Для чего мы с вами здесь собрались? Принять человека в комсомол или устроить судилище? Учится Шумская нормально, по профилирующим предметам отлично. Да, у нее плохая успеваемость по алгебре и геометрии, но разве это повод для того, чтобы не принимать ее в комсомол? Как человек она… лично мне она симпатична. Честная, открытая, веселая. Разве не такой должна быть комсомолка?
– Ты, Боречка, ездил с нами на теплоходе? Не ездил! Тогда сиди и молчи! – повысила голос Аня Сурова, чтобы перекричать бурлящий класс. – Твоя Шумская, между прочим, сорвала экскурсию, сама чуть не утонула и девчонок подбила с ней сбежать!
– Ну и что, девчонки сами, как я понимаю, были не прочь прогуляться. А насчет утонуть – она сама же себя и наказала. Кстати, если вы не забыли, на соревнованиях по плаванию Шумская завоевала третье место и отстояла честь школы! За что же ее теперь в комсомол не принимать? – продолжал бороться за меня Борис.
– Агриппина Федоровна! – обратилась Сурова прямо к классной. – Просто вы не знаете… вы отдыхали уже в каюте… а Шумская после отбоя распевала на палубе антисоветские частушки!
Класс затих.
– Так-так… – медленно произнесла Сова, оглядывая ребят. – Кто, кроме Ани, еще это слышал?
Тут со своего места вскочила возмущенная Вика и завопила:
