генсеку возможность наносить прицельные удары по бюрократическим кланам, которые претендовали на самостоятельность в рамках ВКП(б).
Расстрел Зиновьева и Каменева был тем более неожиданным и нецелесообразным, что на процессе они дали следствию не просто ниточку, а целый клубок: заявили, будто убийство Кирова готовили также Бухарин, Рыков и Томский. На процессе Вышинский заявил, что начато расследование в отношении Бухарина, Рыкова, Томского, Угланова, Радека и Пятакова, а Сокольников и Серебряков прямо привлекаются к ответственности. Узнав об этом, Томский застрелился. Впредсмертном письме он писал: «Мне пришлось бы доказывать вздорность и всю несерьезность этих наговоров, оправдываться и убеждать, и при всем том мне могли бы не поверить. Перенести это все я не в состоянииБ мне предстоит процедура, которую я порой не в состоянии вынести. Несмотря на все свои ошибки, я всю сознательную жизнь отдал делу коммунизма, делу нашей партии. Ясно только, что не дожил до ре-
шительной схватки на международной арене. Аона недалека»92. Издесь ключевая для опальных политиков надежда на «мировые развязки». Томский также сообщил Сталину: «Если ты хочешь знать, кто те люди, которые толкали меня на путь правой оппозиции в мае 1928 года - спроси мою жену лично, тогда она их назовет»93. Вбеседе с Ежовым жена Томского обвинила Ягоду в том, что он помогал правым. Конечно, такое обвинение было голословным, но сигналы о симпатиях Ягоды правым поступали и раньше. Сталин еще при Менжинском не доверял Ягоде и в некоторых вопросах просил не передавать ему ту или иную информа-цию94. Но если до расстрела Зиновьева и Каменева Сталин считал Ягоду вполне терпимым на посту наркома внутренних дел, то теперь сообщение жены Томского легло на подготовленную почву.
В 1936 году Бухарин, который в это время был фактически отстранен от руководства газетой, сосредоточился вместе с Раде-ком на писании конституции. Он связывал с ней большие надежды по переходу к демократии. Узнав об обвинениях в свой адрес, Бухарин немедленно выехал в Москву (он отдыхал на Памире). Прибыв домой, он, с присущим ему творческим подходом, выразил глубокое удовлетворение расстрелом Зиновьева и Каменева: «Это - осиновый кол, самый настоящий, в могилу кровавого индюка, налитого спесью, которая привела его в фашистскую охранку»95. Речь идет о Троцком, но осиновый кол вонзен в расстрелянных. УБухарина было основание вздохнуть свободно - с расстрелом, как казалось, обрывались нити следствия.
Призывая Сталина «выискать и выловить и уничтожить всю нечисть», Бухарин умоляет его: «Представьте себе человека, всей душой любящего великое дело, когда этому человеку бросается обвинение в его разрушении; когда он бесконечно любит партию, а на него тычут пальцем, как на врага»96. Не то любит Бухарин. Надо любить Сталина. АпартиюБ Партию и сам Сталин уже не любит. Не доверяет он партии.
Вэтом же письме Бухарин пытается и скрыто шантажировать Сталина - ведь именно он, Бухарин, уговаривает западную интеллигенцию любить СССР. Казнь Бухарина плохо отразится на имидже СССР. Что же, Сталин будет взвешивать за и против. До него дошла информация о слишком откровенных разговорах Бухарина с меньшевиком Николаевым во время зарубежной поездки. Много лет спустя Николаев подтвердил, что Бухарин подумывал даже о встрече с Троцким, говоря: «Конечно, между нами были
большие конфликты, но это не позволяет мне не относиться к нему с большим уважением»97. Сближение разных крыльев оппозиции не могло не беспокоить Сталина. До самого кануна расправы над «правыми» он отделял их от Троцкого. Выступая на февральско-мартовском пленуме ЦКВКП(б), Сталин говорил: «Комиссия. считает, что нельзя валить в одну кучу Бухарина и Рыкова с троцкистами и зиновьевцами, так как между ними есть разница, причем разница эта говорит в пользу Бухарина и Рыкова»98.
8 сентября 1936 года состоялась очная ставка Рыкова и Бухарина с обвиняемым Сокольниковым. Тот признал, что Каменев говорил ему, что к будущему правительству надо привлечь Рыкова. Вэтом не было ничего невероятного, но и вины Рыкова в этом тоже не было. Было опубликовано сообщение о прекращении дела против «правых». Но для Сталина показания Сокольникова были еще одним подтверждением потенциальной опасности правых. Если Каменев готов работать с Рыковым, то тем более на это будут готовы Шеболдаев и другие территориальные боссы.
«Правые» уже намечены в качестве следующего звена в цепи антитеррористического «расследования», однако пока Сталин не был настроен форсировать их «дело». Аресты «правых» могли раньше времени вызвать конфликт с умеренной частью партии, для которой они могли стать сигналом к более активным действиям. Ведь прогнозы «правых» оказались точными, и, возможно, их придется привлекать для разработки программы выхода из создавшегося положения.
Интеллектуальные штабы бывших фракционеров Сталин предпочитал уничтожать по очереди. Вянваре 1937 года прошел процесс «Параллельного антисоветского троцкистского центра» (Ю. Пятаков, Г. Сокольников, К. Радек, Л. Серебряков, Н. Мура-лов, Я. Дробнис и др.). По справедливому замечанию О. В. Хлев-нюка, «фактически это был суд над НКТП» (Наркоматом тяжелой промышленности), то есть ведомством члена Политбюро С. Ор-джоникидзе99. Но не только. Процесс был рассчитан на достижение более широких целей.
Чудовищными были и политические обвинения в злодейских планах, которые, по утверждению подсудимых, «вынашивали» троцкисты и лично Троцкий: расчленение СССР в пользу соседних государств. Пятаков так излагал планы левой оппозиции: «Что касается войны, то и об этом Троцкий сообщил весьма отчетли-воб В этой войне неминуемо поражение «сталинского государ-
ства»Б Поражение в войне означает крушение сталинского режима, и именно поэтому Троцкий настаивает на создании ячеек, на расширении связей среди командного состава»100. Однако в этих планах не было ничего невероятного - это была всего лишь калька с истории 1917-1922 годов, включая путь большевиков к власти, Брестский мир, создание Дальневосточной республики. Еще в 1927 году Троцкий упоминал, что в случае войны к власти в СССР может прийти более решительное руководство, чем Сталин, подобно Клемансо во Франции во время Первой мировой войны. Обсуждая перспективы своего прихода к власти в случае военного поражения Сталина, левые коммунисты могли упоминать свой революционный опыт. Следствию, «выудившему» такие неосторожные упоминания, оставалось только поставить их в центр признаний «разоружившихся перед партией» оппозиционеров.
Новые неприятности обрушились на Бухарина - подследственные Сосновский и Куликов в это время на очной ставке напоминали Бухарину разговор начала 30-х годов, где тот признавал правомерность терактов.
Процесс «параллельного центра» был призван скомпрометировать саму идею террора, который в 1934-1936 годах вызывал не только возмущение, но и одобрение «озлобленных элементов». Нужно было показать оппозицию как действительно антинародную силу, острие подрывной деятельности которой направлено непосредственно против масс. Сенсацией процесса стали признания обвиняемых во вредительстве. Впервые обвинения строились на голом месте: абсолютно нетипичный для коммунистов того времени метод политической борьбы был выдвинут на первый план. «Для того чтобы напакостить и навредить,- говорил Сталин,- для этого вовсе не требуется большое количество людей. Чтобы построить Днепрострой, надо пустить в ход десятки тысяч рабочих. Ачтобы его взорвать, для этого требуется, может быть несколько десятков человек, не больше»101.
Была еще одна причина сосредоточения внимания следствия на вредительстве: после расстрела Зиновьева и Каменева нужна была новая стартовая площадка. Таковой стал врыв на шахте в Кузбассе 23 сентября 1936 года. Поскольку аварии время от времени случались, то принято стало обвинять виновных не в халатности, а во вредительстве. Если раньше вредительство считалось прерогативой буржуазных спецов, то теперь ответственность за технические провалы должна была взять на себя левая оппозиция.
Вноябре 1936 года в Новосибирске прошел первый процесс троц-кистов-‹вредителей›. Перед расстрелом кузбасские «вредители» назвали имена известных троцкистов Пятакова и Муралова.
Оказавшись под подозрением, Пятаков и Радек пытались умолить Сталина и других лидеров партии поверить в их невиновность и готовность «умереть за Сталина». Аэто было как раз то, что нужно. Эти люди могли убедительно скомпрометировать Троцкого. Чтобы «уломать» старых троцкистов, понадобилось от двух до семи месяцев. И снова встает вопрос: почему они согласились клеветать на себя?
Особенно тяжкие преступления брали на себя «пешки», которые могли быть привлечены за шпионаж или уголовные преступления, и согласились сыграть в «политиков». Они могли взять на себя признания в
