— Вчера прилетел. Примет меня в половине третьего.
— Отлично, как вернешься, тоже впрягайся.
— Что делать-то?
— Как что? К обеду Квадратов должен дописать третью статью, будешь переводить на английский и французский. Ты же у нас переводчик.
— Как у него получилось?
— Лучше, чем стихи.
— Ну, тогда слушаюсь и повинуюсь, — хмыкнул Волков. — Может, еще и на китайский?
— А вот это лишнее.
— Да, попал ты, тезка… — мой новый следователь, Игорь Владимирович, скорбно покачал седой головой.
Так получилось, что мы с ним тезки, хотя, думаю, что если бы я был Хабибулой, его родители за двадцать лет до моего появления на свет, наверняка назвали бы сыночка точно так же. Симпатичный, душевный, очень обаятельный мужик. С таким хорошо пить пиво или просто трепаться за жизнь.
— Раньше не привлекался?
— Ни разу.
— Покурим? — и протянул пачку синего «Русского стиля».
— Спасибо, — и мы патриотически задымили.
— Я ведь не первый год замужем, сразу вижу, кто есть кто. Ты же не враг, Игорь.
— Не враг, — согласился я.
— Вот, а статей тебе светит куча и все серьезные. Такие в прежнее время называли расстрельными. Помню, был у меня случай в позапрошлом году… — и я принялся слушать, что там у него такого было.
А ведь когда-то мне во всех подробностях рассказывали, что такого вытворяют спецорганы с попавшимися к ним людьми моей профессии и как себя следует вести в зависимости от точки на глобусе, где сподобился спалиться.
— Только не вздумайте изображать героя, — говоривший это провел пять лет в сальвадорской тюрьме. — Там этого не любят. Начнут бить, плачьте, визжите, унижайтесь. Если получится, постарайтесь обделаться.
— А у вас получилось? — полюбопытствовал кто-то из нас.
— Нечем было, — огорченно признался тот, — а то бы непременно… — Все пять лет он, вызывавший брезгливость у тюремщиков и зеков, самый зачуханный арестант, ждал своего шанса. Когда представился, утек как вода между пальцами, по ходу дела успокоив наглухо троих охранников.
— Как можно больше врите, — говорил другой, — пусть проверяют. И побольше рассказов о том, как вас избивал отчим или насиловала мачеха. При этом старайтесь улыбаться сквозь слезы.
— Остается только терпеть, — говаривал третий. Совсем еще молодой мужик, он с трудом передвигался, грузно опираясь на трость. А еще у него тряслась голова.
— Почаще теряйте сознание, — советовал еще один с большущей вмятиной на черепе. Его пытали электричеством. — Сейчас расскажу, как это делается.
Все они, при столь разнообразном специфическом опыте, сходились во мнениях на том, что наиболее рациональной линией поведения на допросе, является отсутствие на нем. То есть рекомендовали, по возможности не попадаться. И еще, все до одного настоятельно советовали опасаться не жестких следователей, а умных.
А я, вот, попался и, что самое обидное, в собственной стране, о методах работы органов следствия и контрразведки которой, меня никто не счел нужным просветить. Так что до всего приходится доходить собственным умом. А, еще, спасибо адвокату.
— Ты меня слушаешь, Игорь?
— Конечно, подследственный сдал подельников и получил всего пятерку общего режима.
— Точно, до сих пор мне из колонии пишет. А вот другой парень повел себя неправильно…
Вот так и живем, один следак орет и пугает, второй, наоборот, как отец родной: угощает табачком и байками о том, как было. Каждый по-своему, один грубо и громко, второй — душевно и ласково, раскачивают меня психологически в преддверии настоящего допроса, заставляют бояться его и одновременно ожидать.
Мой ласковый собеседник (даже как-то неудобно называть его иначе) и, можно сказать — друг, что- то записал в блокнотике и посмотрел на часы.
— До завтра, Игорь, подумай над моими словами.
— Обязательно, Игорь Владимирович. До свидания.
Должен заметить, что эти дружеские беседы нервируют меня ничуть не меньше, чем вопли и угрозы. Я бы сказал, даже больше. Что же делать? Для начала постараться успокоиться и начать шевелить мозгами. Что ж, начнем успокаиваться и для начала слегка пробежимся. Не успел я, уворачиваясь от предметов мебели и сантехники, накрутить пару кругов, как дверь камеры распахнулась.
— Руки за спину! — приняв эротическую позу, я вытянул руки. На запястьях за спиной защелкнулись наручники. Пока один из охранников возился с браслетами, двое других со всей возможной бдительностью страховали его, заняв позиции по бокам особо опасного преступника, то есть меня.
— На выход!
— Куда идем, начальник? — с блатным подвывом спросил я.
— На волю, — ответил один из них, и вся троица заржала. — Шутка, на волю тебе, Коваленко, лет через двадцать. Адвокат приехал, — слегка подтолкнул меня в спину. — Пошел!
Глава 18
«Вот так и начинается старость, — чуть заметно улыбнулся генерал, глядя на расположившегося в кресле напротив Бацунина. Внимательно ловя каждое сказанное им слово и кивая — «с любви к славе и почестям».
Зазвонил телефон на столе. Генерал (так и будем называть его в дальнейшем), не торопясь, поднял трубку.
— Слушаю.
— Звонили из «Росмеда», — голос помощника, как всегда, был одновременно деловит и ласков. — Герман Константинович подъедет в четырнадцать тридцать.
— Понял, — заместитель начальника Главного разведывательного управления положил трубку и вернулся к работе. Генерал официально не занимал должности первого заместителя, но все текущие вопросы решал именно он, предоставив Главному возможность заниматься исключительно стратегическими проблемами.
Сделавший сам себя олигархом, бывший подполковник ГРУ Бацунин, приезжал в родное управление не редко и не часто, а регулярно. Причем не на торжественные заседания, чтобы, важно надувая щеки, посидеть в президиуме, нет, исключительно по делу. Именно, благодаря ему, бойцы офицерского спецназа ГРУ щеголяли в новой форме из водозащитной и огнестойкой ткани, отпугивающей насекомых и невидимой в инфракрасном спектре, а не штопали старую, прошлого века пошива. Не стирали в кровь плечи всякой дрянью, которую тыловики упорно именуют бронежилетами, не переговаривались по старым средствам связи, не… Средства на все это не проходили по бухгалтерии «Росмеда» в графе «Расходы на благотворительность», потому что для Бацунина это не было благотворительностью. Он считал это своим долгом и тратил исключительно собственные деньги. Не всем это нравилось, потому что олигарх не привозил в родное управление неучтенную наличку, а помогал предметно и строго контролировал, кто, что и когда получил.
Все бойцы, помимо хилой государственной, имели персональную страховку. Получившие ранения, ставились на ноги в отдельных, так называемых, коммерческих палатах госпиталей к неудовольствию и жгучей зависти залечивающих боевые геморрои «паркетчиков». Получившие инвалидность и семьи
