— А ее он оставил в паре километрах из соображений конспирации, — ввернул Грек.
— Думаю, что не ближе, — согласился я. — Так и тащил волоком через поля, через моря, по оврагам, лесам и рощам. Обильно потея и оглашая импортную ночь родным русским матом, правда, вполголоса. А еще колея за ним тянулась в полметра всего глубиной.
— Не снимая костюма-тройки и галстука.
— Не уверен, у них же все-таки был пикник на природе, так что, пиджаки и галстуки перед его началом все-таки сняли.
— Извини, запамятовал, — осторожно хохотнул Грек. — Так и представляю себе: южная ночь, тишина, только слышны родной русский мат, сопение и все остальное, сопутствующее. Что было дальше?
— Дотащил до машины, кое-как загрузил в багажник и дернул на базу.
— А назавтра поднялся шум.
— Ни хрена подобного, наутро приехали танкисты, обнаружили пропажу. Решили, что местные крестьяне решили подзаработать на сдаче лома металла. Дальше все как у нас: поставили, небось, кому надо бутылку и закрыли вопрос.
— А парень-то молодец. Думаю, наработал на орден.
— И не угадал. Ровно через три дня резидент объявил ему благодарность за отличную физическую подготовленность.
— Не понял.
— Вот в этом-то и весть смак. Неделей раньше наши сподобились увести из-под носа у супостата не просто пару метров гусеницы, а целый танк. Целехонький и почти полностью укомплектованный.
— Что значит почти?
— Почти значит без экипажа, он во время проведения операции отсутствовал.
— Ну, поспал?
— Поспал, — Толя зевнул. — Хотя, запросто придавил бы еще часиков шесть. Что нового?
— Получил сообщение, на днях буду уходить.
— С изделием?
— С ним, куда же без него.
— И как?
— Каком кверху, — хмуро ответил я. — Помнишь фильм нашего детства «Человек-амфибия»?
— Допустим, ты это к чему?
— Терпение, сейчас все узнаешь.
Не буду скрывать, эта операция не понравилась мне с самого начала. Терпеть не переношу принимать участие в коммерческих проектах под названием «Остров сокровищ», да еще в компании черт знает кого, черт знает откуда. Правда, особых проблем я все-таки не предвидел. Кто же знал, что к поиску изделия подключатся славные парни из родной конторы, с самого начала сдавшие меня кому только можно, да и кому нельзя, тоже. Моему куратору эта история тоже не понравилась, даже еще больше, чем мне. Давненько я не видал его таким хмурым и откровенно злым.
— Дело-то тухлое, Стас — хмуро молвил он, когда мы собрались вдвоем на «служебке» выпить традиционные сто граммов за удачу.
— Еще какое, — ответил я и потянулся вилкой к колбаске. — Открыл, понимаешь, Америку, — наколол ломтик на вилку, ухватил свободной рукой рюмку. — Ладно, не парься, можно подумать, в первый раз. Ну, будем!
— И, все-таки, — куратор откушал и закусил грибком, — не подумай, что я на старости лет заделался занудой…
— Уже подумал, — хохотнул я и принялся разливать по второй.
— Умолкни, Стас… — ласково попросил он и я заткнулся. — Когда мой куратор начинает говорить как добрый дедушка из русской сказки, лучше ему не перечить, может выйти себе дороже.
Он закурил, помолчал немного, машинально забросил в глотку содержимое рюмки. Вздохнул и принялся высматривать что-то, только ему нужное в окошке. Наступила пауза.
— Короче так, — вымолвил он, наконец, — дам я тебе один номер…
— Верховного главнокомандующего? — не выдержал и поинтересовался я. Не люблю я, когда накануне операции кто-то морщит репу и вещает о предстоящих трудностях, потому что тогда они обязательно возникают. Примета, знаете ли, такая.
— Мой собственный, запоминай.
— Запомнил, — бодро доложил я, — какой-то он у тебя хитрый.
— Точно? — он впервые за вечер улыбнулся. — Записывать не будешь?
— И зачем мне, спрашивается, твой номер? — полюбопытствовал я. — Позвонить, поздравить с днем рождения? — взял и тоже выпил. Запил водичкой. — Так он у тебя в декабре.
— Есть один человек — куратор угостился моей сигаретой, потому что свои уже прикончил.
— От соседей, когда-то он работал в первом главке КГБ (Первое главное управление (ПГУ) КГБ занималось внешней разведкой).
— И?
— Нормальный, в общем, мужик.
— Верю, что с того?
— В начале восьмидесятых, я немного помог ему в Германии, с тех пор за ним должок. Сейчас он сидит очень высоко, — он ткнул пальцем в потолок, — на самом верху.
— Да что ты говоришь! — в восторге вскричал я. — Неужели сподобился встретиться с… — и ткнул пальцем в то место на стене, где обычно в официальных кабинетах висит портрет. — Надо же! Не пойму, Сергеич, почему ты до сих пор еще не маршал?
— Я, кажется, сказал, в Германии, а не в ГДР, и, потом, — куратор махнул рукой и вздохнул. Когда бывший чекист, закончивший активную службу в звании подполковника, стал президентом, вдруг появилось много красивых и разных сказок о его подвигах в разведке. Не знаю, как к ним относится сам герой всех этих песен и басен. Очень хочется верить, что сам он еще во все это не поверил. — Кончай хохмить.
— Уже закончил, — поспешил сообщить я, — а, скажи, Сергеич, вы с ним потом встречались?
— Зачем тебе?
— Просто интересно.
— Встречались, — ответил куратор и разлил по новой. — Он тогда уже высоко вскарабкался, — мы выпили по третьей, не чокаясь. — Спрашивал, что может для меня сделать.
— А что он может?
— Думаю, все, — Сергеич ухмыльнулся. — Понимаешь, он настоящий разведчик и светиться до сих пор не любит, хотя сейчас уже совсем рядом с троном.
— И, что же ты?
— А, что я? — глянул удивленно. — У меня же все есть: квартира, дача, работа. Тебя, вот, дурака, наставляю.
— Ты, вообще-то, полегче, — огрызнулся я, притворившись, что обиделся. — Вернусь, обмоем моего полковника и будем в одном звании.
— Ты сначала вернись, — отрезал он. — В общем, так, если совсем прижмет, набери этот номер и сбрось звонок. Что делать дальше, уже моя забота.
— Тогда, — ехидно заметил я. — Этот дядя уже ничего тебе не будет должен.
— Не будет… — согласился он. Как мне показалось, без малейшего сожаления.
Грек отпил водички из бутылки, почесал затылок.
— Значит, будешь уходить по воде?
— Вернее, под водой.
— А как же твоя водобоязнь, Стас? — расхохотался Толя. — Если честно, никогда в нее не верил.
