— Патриот, — твердо ответил гость. Собрался было перекреститься, но воздержался. Он никогда не был особенно религиозным, но если уж и посещал, то синагогу.
— Верю, — радостно сообщил тот. — Верю и одобряю. Скажите, Семен Борисович, вы часто ходите в кино?..
— Редко, — ответил совершенно обалдевший патриот. — Все дела…
— Да и снимают сейчас всякую муть, — на лету подхватил тему собеседник. — Вот, раньше, фильмы были!
— Совершенно с вами согласен.
— Как вам «Кавказская пленница» Гайдая?
— Прекрасно, — поспешил откликнуться тот. — Самый мой любимый фильм, — уже много лет Малкин не смотрел ничегошеньки кроме жесткого немецкого порно на ночь, но хозяину кабинета знать об этом не стоило. Впрочем, он и так был в курсе.
— И мой тоже, — радостно засмеялся Сергей Ильич. — Помните, как там: «У меня для вас маленькое, но очень ответственное поручение»?
— Конечно же, помню, — радостно рассмеялся гость. — Потрясающе.
— Так, вот, уважаемый Семен Борисович, — хозяин кабинета вдруг стал очень серьезен. — У меня для вас есть одно маленькое, но очень ответственное поручение…
Глава 28
Байки из схрона, ягоды в ягодицах
— Господи! — простонал Грек. — Почему, ну почему ты такой осел, Стас?
— Сам не знаю, — честно признался я, — наверное, виноваты семья и школа.
— Не пойму… — он глубоко вздохнул, вернее, попытался и тут же охнул и схватился за бок.
— Береги себя.
— Пошел в жопу! — заорал он громким шепотом. — Нет, — оглянулся, призывая четыре стены, пол и потолок в свидетели. — Мне кто-нибудь объяснит, какого черта тебе еще надо? Даже до Центра уже доперло, что ситуация критическая, а ты…
— А я уйду только вместе с изделием.
— Ну, почему?!
— Потому, — искренне ответил я.
— Идиот, — молвил он и почему-то успокоился.
— Сам постоянно от этого страдаю.
— Подумай, — с полной безнадегой в голосе проговорил он, — ведь можно взять этот тубус, засунуть в «Четыре орла»…
— Он занят, в данный момент в нем разлагается Костя.
— Достанем и присыплем. Слушай, все забываю спросить, как ты все-таки вышел на того деда?
— Все ждал, когда же поинтересуешься. Помнишь, я говорил, что в качестве подсказки номер три тот опер оставил билет в музей сопротивления?
— Говорил.
— Вот, — я достал сигарету и взял со стола не свою зажигалку. — Билет я потом обработал, и на нем проступили три цифры: единица, восьмерка и тройка.
— Этого ты не говорил.
— А ты и не спрашивал. Слушай дальше, — я, было, сунул зажигалку в карман, но натолкнулся на укоризненный взгляд Толи. Развел руками и вернул огниво на стол. — Будучи почти гениальным российским военным разведчиком, я догадался… — Грек хмыкнул, — попрошу не перебивать, — и продолжил, — так, вот, я решил, что эти три цифры означают номер экспоната в музее.
— Гениально.
— Согласен, — я скромно поклонился. — Номер сто восемьдесят три представляет собой фото местного порта, экспонатов под номерами восемьсот тринадцать и восемьсот тридцать один просто нет, музей-то крохотный. Поэтому я обратился к экспонату номер сто тридцать восемь, и это была…
— Фотография того старика.
— Стена Хаммера, в глубокой юности и еще кое-что.
— И, все-таки, ты собираешься…
— Да, ничего я такого не собираюсь, — в сердцах молвил я, — если не придет еще одно сообщение, едем ночью на Гарнизонное и прячем изделие в склепе. Там есть один неподалеку.
— А я уже, признаться, решил…
— Что я любитель силового экстрима?
— Типа того.
— Не дождетесь, — я встал и направился к холодильнику. — Пива?
— Минеральной и без газа.
— Давай-ка, пока есть время, расскажу тебе одну красивую историю о силовом экстриме в разведке. Мне ее куратор поведал.
— Валяй.
— Тогда слушай, — я сделал глоток пива из горлышка и начал. — Давным-давно, когда в мире было еще целых две сверхдержавы, где-то в конце семидесятых, в одной из стран Южной Европы проводились скромные дивизионные учения НАТО. Сам понимаешь, присутствовали исключительно местные войска.
— Обожаю байки, продолжай.
— За действиями сторон, естественно, зорко наблюдали советские военные разведчики из состава резидентуры. Выехали в близлежащий район на пикник, залегли в кустах с биноклями и без проблем все просмотрели. Тамошние военные, веришь ли, даже оцепления толком не выставили. Короче, приходи, кума, любоваться.
— Погоди, — Грек закурил. — По-моему, я что-то подобное слышал. Дело было не то в Испании, не то в Португалии.
— Так, мне рассказывать или как?
— Продолжайте, поручик.
— Короче, ближе к вечеру война закончилась, и местные Рембы рванули по кабакам. Менталитет у них там такой, чуть что, сразу же в кабак и по бабам.
— Не осуждаю.
— Правильно делаешь, — я открыл вторую бутылку. — Короче, все разъехались, остался только один танк с экипажем.
— На хрена?
— Гусеница порвалась, — пояснил я. — Экипаж оставили ее ремонтировать.
— Горе-то какое, все в кабак, а им работать.
— Правильно мыслишь, — я бросил взгляд на экран и, убедившись, что в Багдаде все спокойно, продолжил. — Эти разгильдяи с полчасика поизображали бурную деятельность, а потом плюнули и рванули следом за остальными, дескать, завтра докуем. И плевать они хотели, что танк был новейшего образца.
— На чем рванули?
— А я знаю? Может, попутку поймали, а, может, на своих двоих.
— И что дальше?
— А дальше, — я понизил голос. — Один героический советский военный разведчик решил совершить подвиг. Как раз, в то время была поставлена задача выяснить, что у этого танка за гусеницы такие.
— В жизни всегда есть место подвигу.
— И не говори. Дождался темноты, подобрался к машине, отсоединил метра два гусеницы…
— Свистишь.
— Ну, не два, а чуть поменьше, — не стал спорить я. — Привязал веревочку, перекинул через плечо, впрягся как бурлак на Волге и попер к машине.
