— Дайте тост сказать! Двинь, Саша.
— Товарищи! За дам уже выпили... Это правильно. Но все-таки мы собрались здесь сегодня не из-за дам...
— Да, не из-за их красивых глаз.
— Да. Мы собрались... приветствовать нового кандидата, нашего Вячеслава Александровича. Просто, нашего Славу! И позвольте мне тут сегодня скаламбурить: слава нашему Славе!
Посмеялись, но не дружно.
Курносый посерьезнел.
— Мы надеемся, Слава, что ты нас... так сказать, не подведешь в своей дальнейшей деятельности.
Захлопали.
Курносый сел было... Но тут же вскочил.
— И позвольте, товарищи... Товарищи, и позвольте также приветствовать и поздравить, так сказать, руководителя, который направлял, так сказать, и всячески помогал и являлся организатором руководимой идеи! За вас, товарищ профессор.
Опять захлопали. Дружно захлопали.
Еще закусили. Но больше налегали на разговоры.
Кузьма Егорыч и человек с золотыми зубами наладили через стол разговор с укорами. А так как гремела музыка, то и они тоже говорили очень громко.
— Что же не звонишь?— спросил Кузьма Егорыч.
— А?
— Не звонишь, мол, почему?!
— А ты?
— Я звонил! Тебя же никогда на месте нет.
— А я виноват, что меня нет на месте?
— Ну, так позвонил бы хоть! Я-то на месте.
— А я звонил вам, Кузьма Егорыч,— хотел влезть в разговор Владимир Николаич.
— А?— не расслышал Кузьма Егорыч.
— Я, говорю, звонил вам!
— Ну и что? А чего звонил-то?
— Да так. Хотел... это...
Но Кузьма Егорыч уже отвернулся.
— А где бываешь-то? В командировках, что ли?— опять стал допрашивать он человека с золотыми зубами.
— В командировках,— откликнулся тот. Но говорить ему не хотелось, он больше посматривал на танцующих.
— Ну, как?— спросил Владимир Николаич Грушу.— Ничего?
— Ничего,— сказала Груша.— Долго тут будем?
— А что?
— Да ничего, просто спросила.
— Не нравится, что ли?
— Нравится.
— Я уж думал, тебя перевели куда!— кричал Кузьма Егорыч.
— Никуда меня не перевели.
— Думаю: повысили его, что ли?!
— Дожидайся, повысят! Скорей повесят.
— Ха-ха-ха-ха!..
— Ну, что, Таисья Григорьевна?— обратился Владимир Николаич к женщине в голубом. Но женщина в голубом постучала вилкой по графину и сказала всем:
— Товарищи, давайте предложим им нормальный, хороший вальс. Ну что они... честное слово, неприятно же смотреть!
— В чужой монастырь, Таисья Григорьевна, со своим уставом не ходят.
— Почему «не ходят»? Мы же в своей стране, верно же. Давайте попросим сыграть вальс.
— Не надо. Не наше дело: пусть с ума сходят.
— А вот это... очень неправильное суждение! В корне неправильное!
— Да хорошо танцуют, чего вы?— сказал человек с золотыми зубами.— Я был бы помоложе, пошел бы... подергался.
— Именно — подергался. Разве в этом смысл танца?
— А в чем?
— В кра-со-те,— отчеканила Таисья Григорьевна.
— А что такое красота?— все пытался тоже поговорить Владимир Николаич.— А, Таисья Григорьевна? Если вы находите, что, допустим, вот этот виноград...
— Нет, Алексей Павлыч, вы что, не согласны со мной?
— Согласен, согласен, Таисья Григорьевна,— сказал человек с золотыми зубами.— Конечно, в красоте. В чем же еще?
Владимир Николаич помрачнел.
— Пойдем домой?— предложила Груша.
— Подожди. Неловко. Поймут как позу.
— Саша, Саш!.. У тебя Хламов был?— разговаривали за столом.
— Был. Позавчера.
— Ну, как он?
— Он в порядке!
— Да? Устроился?
— Да.
— Довольный?
— Что ты!..
— Пойдем, Володя,— еще сказала Груша.
Владимир Николаич вместо ответа постучал вилкой по графину.
— Друзья! Минуточку, друзья!.. Давайте организуем летку-енку? В пику этим...
— Да что они вам?!— вконец рассердился человек с золотыми зубами.— Люди танцуют — нет, надо помешать.
Владимир Николаич сел.
Помолчал и сказал негромко:
— Ох, какие мы нервные! Ах ты, батюшки!..
Взял фужер с шампанским и выпил один.
— Володя, ты что это?— встревожилась Груша.
— Какие мы все... воспитанные, но слегка нервные!— не мог успокоиться Владимир Николаич.— Зубы даже из-за этого потеряли.
Никто не слышал его. Их с Грушей как будто даже и не было за столом — никто с ними не общался, никому не было до них дела.
— Какие мы все нервные! Да, Таисья Григорьевна?!— повысил голос Владимир Николаич, обращаясь к женщине в голубом.— Воспитанные, но слегка нервные. Точно?
Таисья Григорьевна внимательно посмотрела на Владимира Николаича.
— Нервные, говорю, все!..— Владимир Николаич насильственно посмеялся.
— Что, опять?— спросила Таисья Григорьевна.
— А вы только не смотрите, не смотрите на меня таким... крокодилом-то: я же не в детсадике. Верно? Что вы на меня так смотрите-то?
К Владимиру Николаичу повернулись, кто сидел ближе и слышал, как он заговорил.
Владимир Николаич встал.
