репетицию.
Он люто ненавидел это слово «репетиция», но ни разу не выказал своей ненависти: жена боготворила репетиции, он боготворил жену. Ему нравилось идти с ней по улице, он гордился красивой женой. Еще он любил весну, когда она только-только подступала, но уже вовсю чувствовалась даже утрами, сердце сладко поднывало — чего-то ждалось. Весны и ждалось. И вот она наступила, та самая — нагая, раздрызганная и ласковая, обещающая земле скорое тепло, солнце… Наступила… А тут — глаза бы ни на что не глядели.
Иван тщательно вытер сапоги о замусоленный половичок на крыльце редакции и вошел. В редакции он никогда не был, но редактора знал: встречались на рыбалке.
— Агеев здесь? — спросил он у женщины, которую часто видел у себя дома и которая тоже бегала в клуб на репетиции. Во всяком случае, когда ему доводилось слушать их разговор с Людмилой, это были все те же «репетиция», «декорация». Увидев ее сейчас, Иван счел нужным не поздороваться; больно дернуло за сердце.
Женщина с любопытством и почему-то весело посмотрела на него.
— Здесь. Вы к нему?
— К нему… Мне надо тут по одному делу. — Иван прямо смотрел на женщину и думал: «Тоже небось кому-нибудь рога надстроила — веселая».
Женщина вошла в кабинет редактора, вышла и сказала:
— Пройдите, пожалуйста.
Редактор — тоже веселый, низенький… Несколько больше, чем нужно бы при его росте, полненький, кругленький, тоже лысый. Встал навстречу из-за стола.
— А?! — воскликнул он и показал на окно. — На нас, на нас времечко-то работает! Не пробовали еще переметами?..
— Нет, — Иван всем видом своим хотел показать, что ему не до переметов сейчас.
— Я в субботу хочу попробовать. — Редактора все не покидало веселое настроение. — Или не советуете? Просто терпения нет…
— Я раскас принес, — сказал Иван.
— Рассказ? — удивился редактор. — Ваш рассказ? О чем?
— Я туг все описал. — Иван подал тетрадку.
Редактор полистал ее… Посмотрел на Ивана. Тот серьезно и мрачно смотрел на него.
— Хотите, чтоб я сейчас прочитал?
— Лучше бы сейчас…
Редактор сел в кресло и стал читать. Иван остался стоять и все смотрел на веселого редактора и думал: «Наверно, у него жена тоже на репетиции ходит. А ему хоть бы что — пусть ходит! Он сам сумеет про эти всякие «декорации» поговорить. Он про все сумеет».
Редактор захохотал.
Иван стиснул зубы.
— Ах, славно! — воскликнул редактор. И опять захохотал так, что заколыхался его упругий животик.
— Чего славно? — спросил Иван.
Редактор перестал смеяться… Несколько даже смутился.
— Простите… Это вы о себе? Это ваша история?
— Моя.
— Кхм… Извините, я не понял.
— Ничего. Читайте дальше.
Редактор опять уткнулся в тетрадку. Он больше не смеялся, но видно было, что он изумлен и ему все- таки смешно.
И чтоб скрыть это, он хмурил брови и понимающе делал губы трубочкой. Он дочитал.
— Вы хотите, чтоб мы это напечатали?
— Ну да.
— Но это нельзя печатать. Это не рассказ…
— Почему? Я читал, так пишут.
— А зачем вам нужно это печатать? — Редактор действительно смотрел на Ивана сочувственно и серьезно. — Что это даст? Облегчит ваше… горе?
Иван ответил не сразу.
— Пускай они прочитают… там.
— А где они?
— Пока не знаю.
— Так она просто не дойдет до них, газетка-то наша!
— Я найду их… И пошлю.
— Да нет, даже не в этом дело! — Редактор встал и прошелся по кабинету. — Не в этом дело. Что это даст? Что, она опомнится и вернется к вам?
— Им совестно станет.
— Да нет! — воскликнул редактор. — Господи… Не знаю, как вам… Я вам сочувствую, но ведь это глупость, что мы сделаем! Даже если я отредактирую это.
— Может, она вернется.
— Нет! — громко сказал редактор. — Ах ты, Господи!.. — Он явно волновался. — Лучше напишите письмо. Давайте вместе напишем?
Иван взял тетрадку и пошел из редакции.
— Подождите! — воскликнул редактор. — Ну давайте вместе — от третьего лица…
Иван прошел приемную редакции, даже не глянув на женщину, которая много знала о «декорациях», «репетициях»… Собаки!
Он направился прямиком в чайную. Там взял «полкило» водки, выпил сразу, не закусывая, и пошел домой — в мрак и пустоту. Шел, засунув руки в карманы, не глядел по сторонам. Все как-то не наступало желанное равновесие в душе его. Он шел и молча плакал. Встречные люди удивленно смотрели на него… А он шел и плакал. И ему было не стыдно. Он устал.
Чудик
Жена называла его — «Чудик». Иногда ласково.
Чудик обладал одной особенностью: с ним постоянно что-нибудь случалось. Он не хотел этого, страдал, но то и дело влипал в какие-нибудь истории — мелкие, впрочем, но досадные.
Вот эпизоды одной его поездки.
Получил отпуск, решил съездить к брату на Урал: лет двенадцать не виделись.
— А где блесна такая… на подвид битюря?! — орал Чудик из кладовой.
— Я откуда знаю.
— Да вот же ж все тут лежали! — Чудик пытался строго смотреть круглыми иссиня-белыми глазами. — Все тут, а этой, видите ли, нету.
— На битюря похожая?
— Ну. Щучья.
— Я ее, видно, зажарила по ошибке. Чудик некоторое время молчал.
— Ну и как?
— Что?
— Вкусная! Ха-ха-ха!.. — Он совсем не умел острить, но ему ужасно хотелось. — Зубки целые? Она ж дюралевая!..
…Долго собирались — до полуночи. А рано утром Чудик шагал с чемоданом по селу.
