— Постой, постой! Ты чего мелешь?
— Не мелкая, дело говорю. Жора в аварию попал, машина перевернулась.
— Чемодан цел?
— Не чемодан, Жора цел.
— Ну и пропади он, твой Жора! Чемодан где?
— С ним — в больнице.
Огаркин наморщил перерезанный поперечным шрамом лоб.
— А ты откуда знаешь?
— Звонил он, на почту меня вызывали…
— Ну?
— Я так понял, что за деньги ему страшно. Вдруг заглянет кто в чемодан. Вот и хочет он нам его передать.
— Ты что себя за человека считать начал? «На-ам!» Мне он деньги отдает, за мой товар! Понял?
— Понял. Только я тебе, Свеча, по-хорошему, а ты…
Ладно, молчи! Не обижу, не бойся…
…Шофер попался лихой, стрелка спидометра прыгала между цифрами восемьдесят и девяносто. Внезапно «Победа» резко затормозила.
— Проверка документов, — заметил шофер и, обращаясь к подошедшему к машине старшему сержанту, спросил:
— Сбежал, что ли, кто?
— Ищем тут одного бородатого, — неохотно ответил старший сержант.
Он внимательно посмотрел документы шофера, мельком взглянул на раскрытый паспорт Огаркина и, буркнув: «все в порядке», попросил документы Павла.
У Павла документов с собой не оказалось.
— Придется остаться с нами, — развел руками старший сержант. — До выяснения личности.
— Да я ведь старатель. Павел Алешкин я! У вас бородатый бежал, а мне двадцать лет!
— Ничего не знаю. Служба!
Павел выбрался из машины, и «Победа» тронулась.
Огаркин облегченно вздохнул, локтем коснулся внутреннего кармана брезентовой куртки. «Цело золотишко-то, — подумал он. — Заберу у одессита чемодан и завтра вместе с Нюркой — на «материк».
Только бы этот чертов Степан из тайга не пришел. А то наделает старик хлопот, уцепится за Нюрку. Даром, что ли, ходит она к нему…».
За поворотом водитель резко затормозил: поперек дороги стояла (грузовая — машина. Внезапно дверцы «Победы» распахнулись, и чьи-то сильные руки сжали кисти рук Огаркина.
Не сопротивляясь, вышел он из машины и вздрогнул: ему улыбался широкоплечий, коренастый человек, тот самый, которого он совсем недавно так ловко провел.
— Вот;и встретились, Свеча. Долго мы за тобой охотились, но не зря, — сказал Романов.
Доронов извлек из кармана Огаркина документы, немного денег, складной нож.
— А товар где? Э-э, как ты его надежно бережешь!
В руках оперуполномоченного появился тяжелый кожаный кисет.
— Хорош «подарочек! Все тут?
— Все!..
— Ну что ж, запишем: при задержании изъято золото… Вешай, Доронов. Сколько получилось?
— Вместе с мешком почти пять килограммов.
— Запишем: пять килограммов…
В райотделе Романова и Доронова с нетерпением ждал Ильичев.
— Поздравлю потам, — шепнул он. — А сейчас прямо в кабинет, комиссар Сизов приехал…
— Ох, не люблю с высоким начальством объясняться, — загрустил Романов.
— Чудак, ты нашего комиссара не знаешь! Он, брат, от младшего оперативного уполномоченного до начальника областного управления дошел. В оперативной работе он нам сто очков вперед даст. Золотой человек, так что не тушуйся!..
На пороге остановились, замерли, вытянув руки по швам.
— Товарищ начальник управления, по вашему приказанию… — начал было докладывать начальник ОБХСС, но комиссар перебил:
— Знаю, знаю! Все знаю! Здравствуй, Романов! Доронов, здравствуй! Здравствуйте, товарищи! Простите, что не со всеми еще знаком. Рассаживайтесь поудобнее, хвалитесь, как крупного маза [1] выловили…
Романов вначале говорил сдержанно, словно стесняясь, потом оживился, как будто заново переживал все подробности долгой трудной борьбы.
Комиссар внимательно слушал, что-то записывал, задавал вопросы.
— Значит, парнишка этот, Павел Алешкин, крепко помог?
— Крепко, смелый парень, умный, хотя из простых деревенских ребят. Комсомолец.
— И поверил Огаркин в него? Думал, сломал человека?
— Поверил.
— А идея подослать к Огаркину «одессита» чья?
— Общая.
— Точнее, Романова, — поправил Ильичев.
— Ну, а если бы в распадке, когда «Жора» Огаркина коньяком поил, было бы у Свечи все золото с собой, тогда как?
— Учитывали-мы и этот вариант, товарищ комиссар. Если бы Свеча принес все золото, «Жора» надел бы на голову свою капроновую шляпу, которую вертел в руках. Мы ждали этого сигнала.
— Значит, знака не последовало?
— Да, слишком мало было у Огаркина золота. Вот и решил наш «Жора» отпустить его, чтоб потом взять со всем запасом. Теперь взяли…
— Ясно! Что ж, действовали хорошо! Считайте, что овою ошибку с промывальщиком наполовину искупили. Но Огаркин только скупал и перепродавал золото. На «материк» его вывозили другие. Надо найти остальных. И ясно, что такой матерый золотишник, как Свеча, никого не выдаст. Рассчитывать нам следует только на себя.
— Так точно, товарищ комиссар!
— Ваши соображения обсудим вечером, а сейчас пришлите ко мне этого паренька, Павла Алешкина.
— Он уже здесь.
— Так давайте его сюда!
Комиссар вышел из-за стола.
— Заходи, Павел, заходи и давай знакомиться.
— Алешкин, — тряхнул золотистым чубом парень и, оглядев исподтишка комиссара, улыбнулся. — Я думал, не такой вы…
— А какой же?
— В форме. Строгий такой и толстый.
Сизов расхохотался:
— Э, брат, я такой же простой человек, как и ты. Понял? Простой советский человек, только пост мне поручили побольше, чем тебе. Но у тебя еще все впереди! А за помощь спасибо тебе, Павел!
Вконец смущенный парень смотрел на комиссара милиции влажными от радостных слез глазами.
— С Ковачем держи себя осторожно, а про историю со Свечой забудь…
— Про какую такую историю? — озорно блеснули глаза Павла. — Не пойму, о чем вы…
Он засмеялся, крепко пожал протянутую руку, потом четко щелкнул каблуками:
— Разрешите быть свободным?
Сизов приветливо махнул рукой.
