Одним глазом смотрит в телевизор, другим стережет закуски.
“Сто „Русского стандарта” и бутерброд со шпротами”. – Я снял тюбетейку.
Не отрываясь от экрана, она достала “Гжелки”. Кивнула на поднос с едой.
– Я посадил их нежно, как ящик с яйцами! – ерепенился один в синем фартуке.
– …с-с-сучары, – поддакивали рядом.
Два куцых мужичка, с аккордеоном и гитаркой, двинули собирать мелочь под музыку.
– Странное все-таки дело, – услышал я.
– Говорю, странно!
– Что?
Высокий мужик в ондатровой шапке меланхолично мял в руке пластиковый стаканчик.
– Странно, что неизлечимый человек, узнав, что жить осталось месяц, не идет на улицу и не убивает…
Лет пятьдесят, небрит – но лицо холеное, дубленка когда-то была роскошной.
– Убивает всех подряд, чтобы не так обидно было? Терять-то ему нечего… Вот вы – вы когда-нибудь слышали о подобных случаях?
Я крикнул, что нет. Не слышал.
– Вот и я не слышал.
Он ткнулся стаканчиком в мою посуду. Мы выпили.
Все стало вокруг голубым и зеленым,
И жизнь потекла… -
//
/
/затянул дуэт.
– Просто идея смерти сильнее идеи вседозволенности…
Он вытер рукавом сальный рот.
– …на фоне собственной гибели убийство другого выглядит смехотворно.
Мелочно!
Шпроты оказались прогорклыми, пришлось взять у него огурец.
– …приближение смерти настолько завораживает клиента, что ему нет дела до окружающих. Теперь он как Гулливер в стране лилипутов! И убивать их – все равно что давить тараканов. Скучно и противно…
Иначе мы имели бы колоссальную статистику беспричинных убийств!
– Чего нет, а значит…
– Или вот еще сюжет – знакомятся в самолете два человека.
Он размотал клетчатый шарф.
– Выпивают, разговаривают. И выясняют, что одному не дает развода жена, а другому нет жизни от партнера по бизнесу. Тогда один предлагает двойное убийство – прямо тут, в самолете предлагает.
После бутылки. “Я твою жену, а ты напарника”. Понимаете? Мотивов ноль, без явных улик убийцу не вычислить. Полная безнаказанность, я хочу сказать. Только спланируй как следует – и вперед. Но первый с гневом отказывается: “Я не убийца!” Не прощаясь, они расстаются. А через несколько дней жену первого убивают. У того алиби, но… Тут снова появляется второй. “Как ты мог! – кричит первый. – Я донесу на тебя в полицию!” – “Нет, – улыбается второй. – Не донесешь. Потому что в полиции я скажу, что ты меня нанял. Так что придется тебе выполнять вторую часть договора”. И добропорядочный человек неожиданно становится убийцей.
Он усмехнулся, сплюнул под ноги.
– Это к вопросу о материализации дурных помыслов.
Антракт закончился, гитарка снова затянула песню.
Только вещи соберу я, только выйду за порог – сразу волосы развеет приамурский ветерок…
Мы взяли еще по двести.
“Когда-то я был ученым и писал докторскую диссертацию”.
Он посмотрел исподлобья, проверяя мою реакцию. Не отводя глаз, я кивнул.
“Жили под Москвой, в научном поселке. Сейчас там гонят водку, а когда-то двигали мировую науку. Смешно, правда?”
Криво усмехнулся.
“Смешно и символично”.
“Я теоретик, жена – инженер, сын – подросток. Каждое утро по расписанию в школу, мы по корпусам. На выходных лыжи, теннис.
Шашлыки на дальнем озере с ночевкой. Никакой дачи не нужно, и заказы каждую пятницу. Белки по дорожкам бегают, как в Америке. Вы были в
Америке?”
Я ответил, что нет, не был.
“Великая страна, рекомендую. Не жизнь, а идеальное уравнение – говорю как бывший математик”.
“Разве математик может быть бывшим?” – крикнул я.
“Дело в том, что фундаментальную науку может содержать только империя!” – Он как будто не слышал моих слов.
“Когда Союз рухнул, все пошло к черту. Институт захирел, лаборатория распалась. Академик, тряпка, кинул нас первым. Просто свалил на
Запад, прихватив проекты. Сволочь! Не важно… Тогда все, у кого не было секретности, бежали. Или пересаживались на гранты, что примерно одно и то же. А мы с грифом остались на голодном пайке”.
“Унизительное, недостойное время. Но ведь необходимое, согласитесь!”
“И вдруг жена объявляет, что нашла работу. Первой вступила на путь коммерции именно она. Странно, правда? Хотя я давно заметил, что женщины в момент кризиса мобилизуются быстрее мужчин. Те, наоборот, раскисают. Распускают нюни”.
“У нее со спецшколы остался хороший английский. Она взяла учеников.
Это были в основном дети новых русских. Тех, кто поднимал в районе водочную промышленность. Занимались у нас дома, в большой комнате.
Сидели с учебниками или крутили пленку. Разбирали тексты /Carpet crawlers/. Смешно, правда? Лучшего стимула для подростка не найдешь”.
Он вдруг осекся, спохватился:
“Вы ведь знаете такую группу?”
“И вышло-то все совершенно случайно, вот в чем дело! Один из учеников забыл у нас видеокассету. Его отец приехал за ней. В тот день нас отпустили из лаборатории после обеда, я сидел дома. Сначала не понял, кто звонит снизу. Чего надо? Нашел кассету, спустился.
Сунул в окно иномарки – брезгливо так, с сознанием превосходства. А у самого поджилки тряслись, ей- богу! Я ведь этих новых русских только по телевизору видел. Он говорит: „Вы извините, что мы… что он…” – и на кассету виновато кивает. И я вижу, что человек-то он вроде приличный. „Так неудобно вышло…” В общем, через порнуху я познакомился с будущим шефом”.
“Мы потом долго вспоминали на пьянках эту историю”.
“Работал он в Москве, в банке. Контора расширялась, они набирали людей /с головой/”. Не буду вдаваться в подробности, но уже через неделю меня взяли. Я стал каждый день ездить в Москву. Сначала своим ходом, на автобусе. Потом на машине, которую купили на новые деньги.
И через полгода об институте было забыто”.
“Я полностью окунулся в банковское дело”.
“Тогда, на заре бизнеса, побеждал тот, кто умел думать на два шага вперед. С моей математикой у меня в этом смысле проблем не было. Мы пошли в гору, даже после дефолта. Я снял квартиру в Москве, стал часто оставаться. Или жена приезжала ко мне – и мы ходили по ресторанам. Они тогда плодились с невероятной скоростью”.
