Ванька-ротный

и, подлетая ближе, грохали в ушах.

Не успел я вернуться с передовой, как из штаба явился связной и сказал, что меня требуют на КП. По дороге связной мне сообщил, что к нам в полк прибыл новый командир полка. Опять наверно за языком пошлют? — подумал я. Командир полка новый. Что он может знать о передовой, о наших человеческих возможностях. Какую картину он может представить о передовой? Что он может сказать о войне? Для него война раскрашенная карта на столе при свете бензиновой горелки. Он слышит, что где-то ухает, где-то дрожит и вскидывается земля, знает, что гибнут люди, но для него главное приказ свыше. В полку осталось мало солдат. Хорошо что немец сидит и не атакует |наши позиции. Все сидят в обороне. И наши солдаты, и немцы, и командир полка в укрытии блиндажа. Но каждый по разному делает свою работу.|

Что видят солдаты? О чем думают солдаты? Чем заняты их головы? Чем собственно они живут? До командира полка все эти мелочи не доходят. Донесение командира роты, — это записка о наличии солдат и потерь. Чтобы знать состояние солдат, с солдатом нужно поговорить. Посидишь рядом под огнем в одном окопе, может что тебе и скажет |о воне, и о себе|. А если спросить раненого, как идут дела в стрелковой роте, от раненого ничего не узнаешь, у него свое не уме. |А под огонь из офицеров никто не хочет идти.|

Я шел на КП полка и думал, зачем меня вызывают туда. Я поскреб ногтями лоб.

— Вы что, товарищ капитан? Сергей как будто знал, о чем сейчас я думал.

— Чешутся мозги Сергей!

— Пополнение в полк прибыло! Идем людей получать, — сказал он, предполагая, что я в курсе дела.

— Возможно? — ответил я неопределенно.

— А ты откуда знаешь?

— Старшина вчерась говорил!

— Ну и дела!

— Нас хотят послать в дивизию получить для полка две сотни солдат нового пополнения.

Откуда Серега знает, что в дивизию прибыло новое пополнение? Был со мной все время рядом, никуда не отлучался, видно перекинулся, где парой слов со старшиной и ухватил на ходу эту новость.

Действительно. Когда я явился на КП, мне дали задание поехать в дивизию и получить для полка две сотни солдат, |как говорил Сергей|. Дали две сотни, потом еще одну. В результате сутки на ногах без сна и без отдыха. Усталые и измученные мы вернулись к себе и повалились спать.

* * *

Мне нужно было выспаться, чтобы быть готовым к новым заданиям |и действиям| . При подготовке ночного поиска каждый из нас должен быть со свежими силами |и с ясной головой|. Нужно быть в отличной форме, как после хорошей парной бани, чтобы и на душе было легко и спокойно, тогда ты способен рассуждать и думать |на разные темы| . Разведка дело тонкое, незаметный мельчайший штрих, пустяковая деталь может решить исход задуманной операции и поставить под удар человеческие жизни. А если кто из нас не выспамши и несколько суток |бегал| без сна |и без еды|, то какой толк от такого |вшивого, полуживого доходяги| разведчика? Когда я ложусь спать, то ни часовой, ни дежурный по взводу, ни старшина, и даже ни Серега не решаться разбудить меня. Когда я сплю, все, даже важные дела они решают сами.

И в этот раз, когда я залег основательно и решил, как следует выспаться, наш стрелковый полк решили перевести на другой участок и бросить на прорыв передней линии немецкой обороны. Там на новом участке в сторону немецкой обороны проходил большак на Витебск. 48 полк подвинули на наше место, 45-ый находился в резерве дивизии. Большого наступления на Витебск не предполагалось. К нам в гвардейский корпус был назначен новый ком. кор. генерал Безуглый. Он решил провести операцию местного значения, подготовить ее и нанести удар немцам на узком участке.

Передовые роты полка и саперные подразделения дивизии получили приказ усиленно заняться земляными работами и возведением на переднем крае оборонительных сооружений. На новом участке |, где до нас стояла пехота другого| полка закипела работа. Солдатам о наступлении ничего не говорили. Офицеры тоже не все знали |, про задуманный удар| . Кругом валили лес, пилили бревна |в размер| на перекрытия, ночами на клячах подвозили к передовой. Подъезд на новом участке был хороший, прям по большаку. Были отрыты глубокие котлованы |на передовой|. Подвезут бревна, тихо свалят, а потом солдаты их волоком занесут и уложат в срубы. Немцы видели, что на нашем участке ведутся строительные работы |по возведению укреплений|. Ночью постреливала немецкая артиллерия. Днем стал появляться костыль. Раза два над нами кружила немецкая рама 'Хенкель-111'???. Она переваливалась с бока на бок и фотографировала: приготовленные котлованы, штабеля бревен для накатов, незавершенные кладкой срубы, готовые блиндажи |и наблюдательные пункты|. Возведение сооружений шло полным ходом. Немцы не долго ждали наше копание в земле, данные съемки они через несколько дней нанесли на карты и как-то днем начали обстрел наших сооружений. Немцы стреляли, а наши упорно копали землю и возводили накаты. И вот результат: Очки мы им втерли основательно.

Я с разведкой сидел на переднем крае, и мы вели за немцами усиленное наблюдение. Наша артиллерия на немецкие обстрелы |вяло| не отвечала. Наши вели пристрелку переднего края немецких позиций. Немцы никак не могли сообразить, что здесь под видом строительных работ подвозят снаряды, готовят для пушек огневые позиции, устанавливают пушки, правят дороги, строят мосты. Широкие следы пушечных колес тянулись к передовой, их нужно было к утру забросать валежником и хворостом. Немцам казалось, что мы боимся удара с их стороны. Вдоль большака немцы вполне могли пустить свои танки.

|Первого выстрела в упор они с нашей стороны никак не ожидали.|

Как-то днем нас офицеров всей дивизии собрали, с нами хотел поговорить новый командир гвардейского корпуса генерал Безуглый. Не часто нас собирали вот так. Выступило несколько командиров полков, сказал несколько слов наш командир дивизии Квашнин. Потом выступил Безуглый. У нас было приподнятое настроение. С нами говорили |вроде как с людьми|. Часа через два мы разошлись.

Две батареи пушек стояло у нас на переднем крае. Все было пристреляно, все было наготове. Сзади в кустах и на опушках леса стояло не менее полсотни стволов. Когда грохнул залп, и вверх поднялась земля, когда дрогнули вместе с землей и качнулись немецкие траншеи, когда заходили землянки и поползли в сторону окопы, с немецкой стороны не прозвучало ни выстрела. С чего бы они онемели? Может, почувствовали, что весь фронт загудел |и вздрогнул вдруг|. Здесь перед нами сидела пехотная рота немцев. Они ждали второго, еще более мощного удара, пушки, ружья и пулеметы их упорно молчали. Но второго удара с нашей стороны не последовало. Через десять минут поднялась пехота и пошла на немцев. Первая немецкая траншея была взята без всяких потерь. В траншее сидели оглушенные немцы.

Пока стрелки солдаты разбегались и шарили по блиндажам, разведчики успели схватить немецкого офицера |командира роты|. Он пришел в свою траншею за десять минут до начала нашего обстрела. Пришел и остался в траншее. Под огнем он не мог уйти назад. Вот ведь судьба! Сидел все время в тылу, в километрах трех от переднего края и что-то поддело его, встал и пошел в окопы проверять своих солдат. Явился в траншею и в плен попал. Пожилой лейтенант озирался по сторонам.

В немецкой траншее нам не дали долго сидеть. Прибежал командир полка и выгнал меня вперед преследовать немцев. А кого преследовать? Они все тут в траншее налицо.

— Пойдешь с разведкой вперед! Пока не встретишь огневое сопротивление немцев.

— Я пойду вперед, а у меня оба фланга открыты!

— На фланги нечего обращать внимания! | — зарычал он,| — На то вы и разведчики, чтобы ходить без флангов. Отправляйся немедленно и с окраины Бондарей пошлешь мне