Эммаус и дер. Чуприяново, что стоит на высокой горе, были взяты лишь 13-го декабря. Всего четыре дня, а сколько событий!
Я не рассказал Вам, как были убиты моих шесть солдат, когда мы попали под обстрел наших Катюш. Как 7-го Березин бежал за Волгу из Горохово. Про немецкую кухню. Про обоз. Про взятые в Игнатове 155 мм немецкие пушки. Огромное количество событий и всего за четыре дня войны! А сколько их было потом, впереди?
Пожалуй, на первый раз хватит! Вам может показаться, что моё письмо несколько тенденциозное. В этом, пожалуй, и вся разница наших взглядов на войну. Окопник меня сразу и без домыслия бы понял. Не только понял, а и сказал бы от себя, что я больно мягко подчеркнул некоторые штрихи и не сказал от всей души крепкое слово о войне.
Почитайте и подумайте, чем отличается фронтовик от иного фронтовика и прошу Вас на некоторые мои слова не обижаться, потому, что у нас с Вами серьёзный и деловой разговор о войне. Я вам долго не писал, извините, считайте, что два листа за месяц!
С искренним уважением, Шумилин А. И.
г. Москва. ' __ ' февраля 1981 года.
О чем автор умолчал …
Здесь я хочу рассказать, о чем автор умолчал и чем отличаются устные рассказы, которые я с пионерского возраста слушал многократно, от записанных.
На мой взгляд, все личные воспоминания о войне, в той или иной степени, представляют интерес.
Начало 20-го века в России, это время смуты. Первая мировая война, революция, гражданская война, репрессии, голод, разруха, нищета, безработица и т. д.
Рассказывая о брате Саше, я не могу не сказать о самых близких для меня людях, хотя бы даже и очень кратко.
Жили мы в Москве, на улице Большая Переяславская в деревянном двухэтажном доме барачного типа. Наш папа, Шумилин Илья …, вернулся с первой мировой войны инвалидом, хлебнувшим немецких газов. Во время НЭПа был безработным. Он умер в 1933 году, когда мне исполнилось 2 года и 4 месяца, моей сестре Люсе было 6 лет, а брату Саше 12 лет. Наша мама, Шумилина Федосья Никитична, была полуграмотная. Работала санитаркой в больнице, потом медсестрой в поликлинике. После смерти отца, ей предложили двоих из нас отдать в детский дом, но мама сказала нет — 'Какой палец ни отрежь, всё равно больно!'. Чтобы все мы были на глазах у мамы и не стали беспризорниками, она оставила работу в поликлинике и стала надомницей: вязала кофточки, свитера, шарфы, сети и вуали. Вскоре, от дизентерии чуть не умер и я. Мы жили очень бедно, точнее, в нищете. Вечерами, когда вся семья собиралась вместе, мама работала, а сестра и старший брат помогали ей. Мы, как могли, утешали её. Саша говорил — 'мама, когда я пойду работать, куплю тебе красивое пальто'. Люся говорила — 'мама, а когда я вырасту и пойду работать, куплю тебе самую красивую шляпу'. А я говорил — 'мама, когда я вырасту большой, то куплю тебе целую буханку черного хлеба'. Детство наше было не сытым. Когда это было?
На фронте, в самом начале, автор вел дневник, но потом инстинктивно, по наитию, уничтожил его. По моим предположениям, это произошло вскоре после суда, малейший повод против него мог стоить ему жизни, да и записи вести было запрещено.
У войны есть две стороны, это лицевая или парадная сторона, о ней более 60 лет прифронтовые 'фронтовики', как правило, сочиняли байки с небылицами. Никто не захотел выставлять себя в неприглядном виде. И оборотная. Всё зависит с какой стороны посмотреть.
