чародей не в состоянии почувствовать магию лешего именно как магию, однако никто же не спорит, что мороки лесовики могут наводить только так. А что это если не ментальная магия?
– Да, – тоже вспомнила Дэй. – Поэтому нас и учат распознавать забавы лешего по косвенным признакам, а не по чутью на магию. А ведь иллюзии – это магия Разума.
– Угу, – кивнул порядком ошарашенный Златко.
– А вообще, Синекрылый, тебе в лесу должно быть проще всех.
– Ага, – скептически фыркнул тот. – Ива – дочь духа Природы, да и направление у нее соответствующее, про эльфа вообще молчу, ты, Грым, нутром чуешь, куда двигать, а Дэй летает!
Травница вдруг хихикнула:
– Короче, нам придется очень постараться, чтобы найти объяснение, почему мы заблудились.
Все рассмеялись. Затем Златко уже совершенно другим – собранным и деловым тоном произнес:
– Но что это может быть за родовая магия и что за существо ею пользуется? – немного помолчал и добавил: – У меня ни одной идеи, хотя какое-то воспоминание вертится, но никак не могу его за хвост ухватить. А у вас как?
Друзья задумались, перебирая в голове всех известных им монстров.
– Меня беспокоят две вещи, – после продолжительного молчания сказал Калли. Вид у него был серьезный и без какой-либо заносчивости или манерности, что частенько гостили на его личике, то есть именно сейчас он выглядел таким, каким являлся на самом деле.
– Что еще за две вещи? – А вот Грым, похоже, никогда не научится не торопить эльфа.
– Первая, – бросил тот недовольный взгляд на тролля, – если это магия, близкая к ментальной, то почему ты, Златко, ей поддался? Да еще первым из нас. Ведь у тебя должна быть природная защита от нее.
Синекрылый нахмурился и постучал пальцами по столу.
– Ну, во-первых, защита действительно есть, но она не такая уж совершенная. Большая устойчивость к ментальной магии, чем у других людей… Намного большая, – поправился он. – Но не абсолютная.
– А во-вторых? – опять Грым.
– А во-вторых, – Бэррина привычка тролля всех торопить, похоже, не раздражала, – это может быть совершенно другая магия, похожая, но обладающая какими-то особыми элементами, свойствами, что позволяют ей обходить мою защиту.
Ива внимательно рассматривала друга. Что-то вертелось у нее в голове…
– А ты прав, Златко, на что-то это дико похоже, но на что именно…
Друзья несколько удивленно посмотрели на девушку, явно еще обдумывая последние гипотезы Синекрылого. Но добавить к его словам было нечего, поэтому никто не стал их комментировать.
– Ушастый, а твое «во-вторых»? – повернулся к эльфу Грым.
– Что, во-вторых? – не понял тот.
– Ну, ты сказал, что тебя беспокоят две вещи. Одну назвал, а вторая?
– А да, вторая. – Калли уже, похоже, и сам забыл, что хотел сказать, но эльфийская память быстро выдала утерянную мысль. – А во-вторых, неужели от плохих снов люди готовы пойти на самоубийство?
– Да, это все-таки… как-то… – Гаргулья не нашла слова, но все поняли.
Златко мотнул головой, с тоской посмотрел на остывший чай, отставил кружку и поставил локти на стол.
– Не думаю, что дело только в ночных видениях. Если допустить, что действительно кто-то нагоняет на постояльцев кошмары, то стоит подумать, как это вообще возможно. Да еще с учетом того, как Калли точно заметил, что двое вполне нормальных, наверное, мужчин покончили с собой. Не думаю, что этот неведомый чародей, кем бы он ни был, так уж хорошо знает нас, что внушил нам именно эти сны. Допустим, про мой… самый страшный сон еще кто-то мог узнать. Вернее, что такое со мной происходило, но утверждать, что это мое самое страшное воспоминание… по-моему, нереально.
– Про мой… самый страшный случай не знает никто. – Калли словно чуть побледнел. – По крайней мере в таких подробностях.
– У меня, как и у Синекрылого, – мотнул головой в сторону названного тролль. – У меня в жизни полно было всяких гадостей. Может, и реально допустить, будто бы то самое страшное, но это ж какие мозги нужно иметь!!!
– Короче, – Бэррин вновь вернул себе слово, – предположить, что в наши головы вкладываются сны или же кто-то копается в наших мозгах, как-то сомнительно. Там же не разложено все по полочкам и не висят ярлыки «Это мое самое страшное воспоминание». Скорее всего это не наведенные сны, а некая сила заставляет наши мозги самостоятельно выбирать самое страшное и нам показывать. А как это возможно? Я долго думал и вот к какому выводу пришел: в каждом отдельном случае воздействовать на мозги очень долго, это утомительная, чрезвычайно кропотливая и не дающая абсолютной гарантии работа. – (Ребята умно покивали, однако в ментальной магии разбирался только Златко.) – А как получить гарантированный результат при меньших усилиях? Очень просто – надо воздействовать не на разум, а на чувства. – Синекрылый просто сиял. – Я не представляю, как это делается, но могу допустить, что это в принципе возможно.
– То есть ты хочешь сказать, – Калли уставился на Бэррина, – что шло воздействие напрямую на чувства? Как тогда – на испытаниях после поступления – с призраками?
– Ну… что-то наподобие, – согласился Златко, пока друзья вспоминали тот ужас. – Там тоже заставляли бояться, создавая иллюзии.
– Тогда понятно, – кивнул эльф. – Такое воздействие не позволяет перепуганным чувствам достучаться до разума, ослабевают все защиты, которые обычно ставит мозг, человек слышит только эмоции и инстинкты.
– Но разве инстинкт самосохранения не входит в их число? – не согласилась Дэй.
Златко и Калли еще немного подумали.
– Ну, возможно, не совсем только инстинктами. Скорее действительно только чувствами. Человек испытывает страх. Хочет от него избавиться…
– Не только страх, – прервала Синекрылого Ива. – Страх – это лишь одна эмоция. А могут еще быть тоска, бесконечная боль потери, отчаяние, чувство вины… Ведь я правильно понимаю, вам снились кошмары, но в них был не только ужас?
Парни вразнобой закивали.
– Вот, – продолжила одобренная согласием травница, – именно эти чувства – у каждого свои – и могли привести к таким плачевным результатам.
– Логично, – кивнул Златко, – но тогда непонятно…
– А что это за толпа там собирается? – прервал его Калли, кивнув в сторону той части зала, где начиналась лестница на второй этаж.
– Грым, узнай, – мгновенно распорядился Синекрылый.
Тот и сам, несомненно, рвался в бой. Подскочил на стуле и через мгновение был в центре толпы, которая собиралась вокруг чего-то или кого-то. Пара минут – и Грым помахал приятелям лапой.
– Ну что? – первым спросил Бэррин, когда они подошли.
– Еще один жмурик, – коротко ответил тролль.
– Еще одно самоубийство?! – хором воскликнули Дэй и Ива.
– Нет, – мотнул головой Грым. – Непонятно отчего умер. В постели
