трубочку скручена. На столе она лежала.
— Чего, чего? — переспросила тетя Дуня.
— Чертежи, говорю, в трубку скрученные, что на столе в пионерской лежали, где?
Щуря подслеповатые глаза, тетя Дуня посмотрела на неожиданных гостей, вытерла о фартук руки и, поправив на голове ситцевый, белый с черным горошком платок, концы которого были завязаны под подбородком, сердито проговорила:
— Не нужны мне ваши бумаги. Ходите, хулиганите…
— Чертежи эти, — пояснил Никита, — важные очень. Привезли мы их вчера вечером от Героя Социалистического Труда, в МТС ездили специально.
— Говорил я тебе, что их надо забрать домой, — набросился на Никиту Костя. — А ты — нет! нет! Вот и получилось… Где их теперь возьмем?
— Отыскаться должны…
— Посвисти, может, они к тебе прибегут. Эх! Что я буду делать? Как мне с Ильей Васильевичем разговаривать? — Костя сел за парту и обхватил руками взъерошенную голову. — Сорвем занятия!
— Не страдай, никому, кроме нас, чертежи не нужны.
— Ага! Раз взяли, значит, кому-то понадобились. Тетя Дуня, а может, вы видели в пионерской, а?
— Как репей, липнешь! Не брала я ваших бумаг! Ужо пожалуюсь Герасиму Сергеевичу. Он вам хвост- то накрутит. По ночам-то что устраиваете!
— А что такое?
— Еще и спрашивает, — тетя Дуня возмущенно всплеснула руками. — Ночью кто Фунтика из хлевушка выгнал?
— Выскочить мог…
— Упрямый он у вас, — поддержал Костя.
— Порося-то — не человек, крюк не откинет!
— Нет, тетя Дуня, не выпускали мы Фунтика. Как это случилось? — спросил Никита.
Охая и вздыхая, сторожиха рассказала о ночном происшествии. Часа в два, проводив директора школы Герасима Сергеевича Воронова, который обычно работал допоздна, тетя Дуня осмотрела двор, затворила калитку, заперла на массивный железный крюк входную дверь и легла спать. И совсем было задремала под теплым стеганым одеялом, как вдруг услышала истошный поросячий визг. Фунтик верещал так дико, будто на него напали матерые волки. Старушка поспешно вскочила и, суетливо бегая по комнатушке, стала натягивать одежду. Впопыхах никак не могла разыскать пальто, висевшее на видном месте у дверей.
— И куда оно могло запропаститься, — ворчала она, в который раз обследуя вешалку, спрятанную за ширмой. — Шут а ним, так обойдусь!
Накинув на плечи шерстяную шаль, заспешила спасать «аспида». Удивительная, ничем не объяснимая картина открылась ее взору. Поросенок, никем не подгоняемый и не преследуемый, ураганом носился по двору. При луне, беззаботно взирающей с высоты, щетина его отливала серебром, и можно было подумать, что сильные переживания заставили Фунтика поседеть в мгновение ока. Поросенок не обращал никакого внимания на ласковый голос хозяйки, на ее увещевания. Тетя Дуня осмотрела хлевушок с распахнутой дверью, глянула за поленницу и сарай — ни души. Схватив метлу, она принялась преследовать непокорного Фунтика, но тот увертывался от хозяйки, выписывая всевозможные фигуры на снегу.
— Часа три, а то и более мурыжил меня этот аспид, чтоб ему провалиться, — закончила тетя Дуня печальное повествование, — всю душу вымотал, все жилы вытянул…
— Хитрая животина, — сочувственно поддакнул Костя. — Змей Горыныч.
— Привязывать надо его к ночи, — посоветовал Никита.
— Порося на привязи держать? Слыхано ли дело!
— Беситься не будет… Нам, однако, идти пора, — сказал Никита. — Шагаем, Костик.
Ни с чем возвратились они в пионерскую комнату и возобновили поиски. Никита, орудуя деревянной указкой, шарил под диваном, а Костя терпеливо и старательно перебирал прошлогодние газеты.
— Форточку открыть надо, — сказал он. — Задохнуться от пыли можно.
Никита, взобравшись на стул, потянулся к форточке и тут заметил на подоконнике грязный отпечаток подошвы: спереди — подковка, на каблуке — пластинка для крепления коньков.
— Костик!
— Неужели нашел? — обрадовался тот.
— Сюда!
— Обыкновенный след, — разочарованно протянул Костя.
— Смотри лучше. Помнишь вчера в палисаднике следы на снегу?
— Ну?
— Точно такие были.
— Неужто? Что же получается? Выходит, тот самый человек чертежи украл? Никитка, — Костя разволновался не на шутку, — он за нами следил, когда мы в МТС ездили. Он!
— Должно, он и в окно ко мне заглядывал, и в окно к Илье Васильевичу! Я выскакивал-то…
— За ним, да?
— Говорить не хотел. Думал, поймаю его на месте и расскажу…
— Как он в пионерскую забрался? Тетя Дуня услыхала бы…
— В форточку, видишь, форточка открыта!
Окна пионерской комнаты выходили на южную сторону, а школьный двор располагался с северной. Если бы таинственной пропажей чертежей заинтересовался опытный следователь, он сразу предположил бы, что их исчезновение и ночная история с поросенком тесно связаны между собой. Мало-помалу распутывая нить событий, он установил бы, что неизвестный злоумышленник, обеспечивая себе свободу действий, сначала выпустил из хлевушка строптивого Фунтика и, когда тетя Дуня появилась во дворе, смело приступил к задуманной операции: залез на завалинку, открыл форточку, проник в помещение и выкрал чертежи. Но Никита и Костя, не искушенные в следовательских делах, не стали разбираться в тонкостях. Обнаружив на подоконнике следы, они твердо решили, что чертежи похитил незнакомец, преследующий их. Заключение это было вполне обоснованным. Усевшись на диван, друзья принялись перечислять ребят, способных на такую проделку.
— Демка мог это сделать, Толька Карелин, Ленька, — перебирал Костя. — Кроме них, некому!
— Нехорошее дело-то, — произнес Никита. — Пойдет на такое не каждый.
— Они! Никитка, какой глаз ты в окно видел?
— Черный-пречерный.
— Тогда это Колычев! Уроки начнутся, потребуем, чтобы немедленно чертежи вернул! Не отдаст — Герасиму Сергеевичу скажем.
— Можно с Ленькой поговорить, — согласился Никита. — Ну а если он не сознается? Как быть? Занятия-то придется отменить?
— Что ты! Нельзя отменять. Нет, Никита, занятие проведем!
— Хорошо, пошли объявление приколачивать. Чертежи, чертежи… Илья Васильевич спросит, куда дели. Вот беда!
Костя достал из сумки объявление. Никита раздобыл у сторожихи молоток, гвозди. Место для объявления выбрали на стене, рядом с рукописной сатирической газетой «Колючкой».
— Не криво? — спрашивал Никита, забивая гвозди.
Костя отошел назад на шаг-два и, окинув взглядом работу, оценил:
— На совесть!
— Картина! — сказал кто-то сзади.
Ребята обернулись. Перед ними стоял Ленька. Разодет он был по-праздничному: черный суконный пиджак небрежно распахнут, воротничок белой рубашки выпущен поверх пиджака. В разрезе воротничка виднелся угол матросской тельняшки. Вьющийся чуб зачесан, глаза поблескивают — не поймешь: хитринка ли в них, ехидство ли; на тонких губах ничего не говорящая улыбка.
— Салют! — поздоровался Ленька.
— Здравствуй! — Никита смотрел прямо ему в глаза. По ним он старался определить того неуловимого
