На горе стоит му-у-станг,
Бьет копытом звонко.
По какому такому-у-у праву
Му-у-учают ребенка?
— Годится! — засмеялся Щипахин и показал Кисе большой палец — Ого, отлично, цистерна, спела!
Турникет со скрежетом втянул в себя ворота. Вперед, Киса! Ур-ра! И мы оставили преследователей позади. Вперед, Киса, вперед!
Киса домчала меня до подъезда дома и промычала:
— Слезай, приехали! С тебя — футболка. За работу.
— Футболка? — удивился я. — Тебе-то она зачем?
Не мне. Я Замире Артыковой обещала достать такую же — спасительнице моей. Затем в город и пришла, чтобы на молоко футболку выменять.
У кого выменять, Киса? Она ведь только одна на свете и есть. Была моей, но я ее Катьке Суровцевой отдал. Так надо было… А сейчас ее порвали.
Порвали — так зашей, — воскликнула Киса…
…И я проснулся.
За дверью — громкие голоса мамы с папой. В окне — уверенно спеющий рассвет. Я прислушался.
Не буду я ее зашивать, — сказала мама. — Выброшу на помойку — и все дела. После всего этого я ее просто видеть не могу.
Как знаешь, — устало сказал папа. — Но лучше Володьке отдай. Пускай сам решит, что с ней делать. Парень ведь напрасно пострадал.
Ты совсем не думаешь обо мне! — раздраженно сказала мама. — Знаешь, каково мне вчера было… Ты только представь себе футболку на Кощее Бессмертном и одновременно — эту бутылку в портфеле. С ума можно было сойти! Кто пострадал — так это я.
Ну и жук! — недобро засмеялся папа. — Они с вашим Леопардом Самсоновичем, оказывается, уже давно вась-вась. Я это сразу понял.
Обнялись, что ли? — удивилась мама.
Не то чтобы… Но только Суровцев и слова-то директору сказать не дал, так сразу и спросил — с хохотком, разумеется:
— Красочка не жидковата? Мои башибузуки-экспедиторы по дороге лимонадом ее не разбавили? Он, оказывается, неделю назад две бочки краски прислал — на ремонт.
Жить умеет, — вздохнула мама. — Кстати говоря, мог бы и сам попытаться сделать что-нибудь для школы. Неужели тебе все это не обидно?.. И для дома — тоже… Гляди, какой у нас телевизор. Это же вчерашний век. Наш ребенок ничего не видит. Ему же развиваться надо, а у тебя до дома все никак руки не дойдут. Я же не говорю: давай японский. Ну можно ведь когда-нибудь немного подумать и о себе.
Подумаешь — японский… — хмыкнул папа, но только как-то не очень уверенно.
Я бы тоже не отказалась, — зло возразила мама.
Папа промолчал. А мне почему-то стало жалко его. Зря мама так про телевизор сказала. Зачем ей японский или даже марсианский! Она-то его вообще не смотрит — с ее-то вечными тетрадками, которые сто лет будешь проверять, а все равно не проверишь. Я потянул дверь, вышел к ним.
Проснулся?! — бодро спросил папа. — Молодец! Давай сегодня в школу, и чтобы без всяких приключений. Вопросы есть?
Есть вопросы… — сказал я и задохнулся от собственного голоса, а больше — от того, что собирался сейчас спросить. Но все-таки спросил:
Пап… Только честно… Ты вчера… Там… Ну, в общем, выпил свою рюмку или нет?
Папа развел руками:
— Откуда такие сведения? Секрет фирмы? Ну что ты… Ты же знаешь, что мне сейчас нельзя. Желудок. Любимая язва пошаливает… — и, щелкнув меня по кончику носа, засобирался на работу и вскоре вышел к просигналившему ему шоферу.
Мама возилась на кухне, готовя мне завтрак. Я вышел к ней, и, помявшись, спросил:
Мам, а ты как думаешь?.. А если бы было можно? Если бы не желудок?
Вот еще! — отвернулась мама. — У владельца желудка и спрашивай. Я-то тут при чем?.. И не лучше ли плохой мир, чем хорошая война?..
Вот и попробуй после этого вызвать родителей на обратную связь! Наверное, космонавтов — и тем проще. Конечно: для этого есть Центр управления полетами. Сидят в зале двести человек, на экран поглядывают и на вопросы одного любопытного отвечают. Вот бы еще и Всесоюзный Центр по Срочным и Честным Ответам на Детские вопросы организовать. Посылаешь открыточку, а назад тебе ответ. И не надо родителям жизнь отравлять. Красота! 'Такую идею можно и Сиропову предложить…
«ПОКОРМИТЕ ШУБУ, КЭТ!», ИЛИ ПОСЛЕДНИЙ ЛАЙ МОДЫ
Шуба Кэт Суровцевой не давала нам покоя — уж больно она ею фасонила. Даже десятиклассницы — и те с завистью поглядывали на ее «Ламу» и просили померить.
— Мама говорит — это сейчас самая громкая шуба, — сказал Борька. — Один воротник больше холодильника стоит.
Борька захохотал:
Точно!
А продукты — пусть в шубе лежат, раз у нее один воротник дороже холодильника.
Слушай! — вскричал я. — А знаешь, почему она к директору шубу надела?
— Известно — покрасоваться.
А вот и нет… Нет, в смысле, и это тоже. А главное — боялась оставлять без присмотра. Понял?
А точно! — заулыбался Самохвалов.
Слушай, ей же для одной только шубы сторож нужен. Можно, как на машине, автосторожа поставить. Только кто шубу тронет — она тут же сама заорет. Или — в милицию сдать, на охрану. В смысле — сигнализацию установить! — расходился я уже вовсю. — Можно и собаку к ней привязать — пусть караулит.
— Слушай! — Борька зачарованно приоткрыл рот, явно восхищаясь пришедшей ему в голову идеей. — Давай мы ей живую шубу организуем!
— Это каким образом? — спросил я, плохо соображая куда клонит Борька.
— Ты же сам говоришь, — ей собака нужна.
Ну и что с того? — меня начинала раздражать глубокая таинственность, с которой Борька любил подавать свои идеи. — Если что придумал — толком выкладывай.
Ну так слушай!.. — зашептал Самохвалов и наклонился ко мне.
Пес Пирамидон в борькином подъезде поселился с декабря.
Пудель был приблудным. Кто-то из жильцов массива, уезжая, оставил собаку на улице, и Борька, увидев голодную скулящую собаку, привел ее к себе. Мама наотрез отказалась взять собаку.
Только через мой холодеющий труп! — твердо сказала она. — Ее надо сдать в зоопарк. И то, если возьмут. Гляди, она же с брачком — кривая на левый глаз,
В зоопарк собак не берут, — возразил Борька. — Если бы мы сдали туда анаконду или хотя бы крокодила — вот тогда другое дело.
