и можете еще играть.
Ромка с Шакалом равнодушно скользнули по нашим с Борькой лицам. Им явно было не до нас. Ромка протянул дяде Сидору очередной оброк и вернулся к автомату, прикрыв за собой дверь.
На время играют?! — удивился я.
А я новый сервис придумал, — объяснил дядя Сидор. — Цепь на постоянную замкнул. Ничего — для себя, все — для народа. Для человечества… Плати рубль и играй целый час. Очень это игроку удобно и соблазнительно. Погодите, у меня эта штука еще поработает на личный бюджет Сидора Щипахина. Она у меня двадцать четыре часа в сутки вкалывать научится! — Щипахин сердито сжал кулаки. Глаза его мечтательно сощурились. Выплыв из сладостного оцепенения, он предложил нам, кивнув на дверь, за которой вновь слышалась возня Ромки и Шакала:
А вы тоже очередь занимайте. Очень интересная игра. И дешевле получается — вы сами посчитайте. Большая это вам будет экономия.
— Кому дешевле, а кому и нет, — сочувственно протянул я. — За час можно все призы переловить.
— Не переловите! — усмехнулся дядя Сидор. — У меня все призы гвоздями приколочены — и мыло, и игрушки — все.
— А как же тогда выиграть? — воскликнул Борька.
— У меня другой принцип, — веско разъяснил дядя Сидор. — Хватанул крюком приз — вот и считай себе, что победил, так сказать, условного противника, в плен его взял. Как это говорят? Главное — не победить, а участвовать. Верно говорю? Вы приходите… Приходите… — дядя Сидор, приговаривая это, легонько подталкивал нас к входной двери. — Только смотрите, никому ни слова об этой игрушке. А будете болтать — не пущу.
Уже в коридоре через приоткрытую дверь в ванную комнату, я увидел, что ванна доверху полна песку. Ванна была прикрыта фанерой, но один уголок сдвинулся…
На улице я сказал Борьке:
— Знаешь, а бабуся была права — песок у него, в ванне он его прячет.
В ванне? Здорово!.. Слушай, а если бы в ванне у него уже было что-нибудь?..
Не волнуйся! — усмехнулся я. — За дядю Сидора Щипахина будь спок. Он бы тогда засыпал ваш песок во все кастрюли, в чайник и даже в карманы пальто, которое летом все равно, висит без всякого дела в шкафу. Понял?..
КРИЗИС НА ПОЧВЕ КРЯКИНА
Выбравшись на улицу, стали мы с Борькой размышлять — почему Ромка Суровцев так спокойно отпустил нас? Почему не набросился с кулаками?
Борька сказал:
А я знаю — почему. Просто они ему ничего про кассету не сказали.
Вот-вот! — подхватил я. — И знаешь, почему не сказали? Да просто потому, что и сами пока не прослушали, что там у нас записано. Неужели Сиропов ничего не сказал в аэропорту?
Не знаю. Может, и сказал. А может, просто так отдал, чтобы не подумали, что это он нас и подговорил незаметно включить диктофон.
Он бы нам, кстати, и сейчас не помешал, у Щипахина.
— А там-то он нам зачем?
Чтоб знали, что он автомат стащил и у себя держит.
— А что! — встрепенулся я. — Хорошая тема для заметки! Погоди, как рубрика эта называется?
«Можно ли об этом молчать?»— напомнил Борька. В голосе его не было ни капли энтузиазма.
— Ты что?! — возмутился я. — Считаешь, что это неинтересно? Это ж отличная тема для заметки. Давай напишем!
Самохвалов пожал плечами:
Боюсь как бы он снова не сказал, что это тема для взрослой газеты.
Ничего подобного! — запротестовал я. — Для самой что ни на есть детской. Айда творить. Пошли ко мне.
Я предложил пойти ко мне, потому что у папы в шкафу была огромная стопка белой бумаги — точно такой, на которой, как мы заметили, писали в редакции Сиропов и Маратик. Я достал бумагу, листков пять протянул Борьке, столько же оставил себе, и мы уселись в разных углах моей комнаты, чтобы не мешать друг другу. Не прошло и минуты, как вдруг Борька подходит ко мне и спрашивает:
Володь, а еще бумага есть?
А тебе зачем? — не понял я.
Заметку писать.
Так я же дал.
Кончилась уже. Еще давай.
— Кончилась? — изумился я. — Ты чем там пишешь? Космической ракетой, что ли? Ишь, разогнался… А я еще и не начал.
Я достал было еще листков пять, но Борька засопел:
— Еще давай, не жадничай.
— Столько? — показал я, вынимая стопку с мизинец толщиной.
— Мало. Еще давай. Я над словом работаю.
Может, тебе столько? — рассвирепел я и вынул стопку с кулак.
В самый раз! — кивнул Борька и не давая мне опомнится, выхватил стопку и спокойно отправился в свой угол. Я проводил его удивленным взглядом. Ну, писатель! Роман он, что ли, задумал накатать про дядю Сидора Щипахина? Чтоб с продолжением печатали… Интересно, как он его назовет?.. Примерно так — «Тайна игрового автомата» или «Руки прочь от народной игрушки!». И тут я мысленно поругал себя. Чего это я за Борьку названия придумываю? Пусть сам голову ломает над заметкой. Или романом… Смотря на что у него бумаги хватит. А мне свой вариант писать надо. Чей лучше получится — тот и отнесем Сиропову, а подпишем — «Юнкор Игрек». И я погрузился в сочинение заметки о том, как бывший барахольщик («бывший»— потому что прожорливый кузов КамАЗа пожрал почти все его сокровища!) дядя Сидор Щипахин установил дома игровой автомат и доит его, как корову, обирая мальчишек двора. Я не добрался и до середины заметки, как меня остановил радостный вздох Самохвалова:
Уф-ф-ф, готово!
Я поднял голову:
Ты чего?
Написал! — торжественно провозгласил Борька, победно потрясая листком. Хочешь прочитаю?
Что-то больно быстро… — сердито заметил я. — Бумагой вооружился чуть ли не на год, а управился за десять минут.
Вся кончилась, если хочешь знать! — гордо сообщил Борька. — На последнем листке едва успел дописать.
На последнем?! — изумился я. — Да там же штук триста было! Ты что же — все исписал?
Все! — ликовал Борька. — Я, знаешь, как над словом работал! Аж страшно! Как Сиропов нас учил. Он же говорил нам: «Ребята, работайте над словом, как волы. Если не, получается, — в корзину заметку, в корзину! И — начинайте снова».
Я приподнялся и пошел к Борьке, издалека показывая на истерзанную им стопку:
— Так ты… Это все… В корзину?
Конечно! — подтвердил Борька. — Точно как Сиропов говорил. Чтоб беспощадным быть к себе.
