— Тебе не нужны, мне отдай, а я за тебя буду век Бога молить! Такое богатство, — говорил он, тонкой струйкой всыпая монеты в мешок.
— Ты с этими деньгами и трех дней не проживешь, придет за ними хозяин и всех вас зарежет, — попытался я унять лихорадочное состояние кожевника.
— Сегодня же все брошу, в Калугу, Тверь, Нижний, в Ливонию… Никто не найдет… Богом молю!
— Ладно, я подумаю, — пообещал я. — Те, залитые смолой, горшки так клади, не нужно их открывать.
— Подумай, а? Ведь пока никто не знает! Или давай вдвоем, вместе, ну их всех, пусть…
— А как же твоя Агриппина Филаретовна, дочь, сыновья?
— Пропади они все пропадом, не нужен мне никто!
— Это кто тебе не нужен, шельмец! Это кто — пропади пропадом?! — послышался снаружи неповторимый голосок Дашиной матушки.
Геннадий Александрович разом сжался, помертвел лицом и заметался по бане. Мне, после всего, что случилось, было не до чужих семейных отношений. Я связал мешки в виде вьюка, вынес наружу, взвалил на лошадь Алексия.
Из бани выполз Геннадий Александрович, лицо его было мокро от пота, глаза горели:
— У меня нашел, значит, все мое! — угрюмо сказал он, отворачиваясь от гневно взирающей на него супруги.
Я не ответил, сел за своего донца и, не прощаясь, поехал к воротам. Как бы не было мне горько от гибели друга, но времени на скорбь сейчас не было. До вечера нужно было успеть сделать массу дел, чтобы не упустить убийцу и не оставить безнаказанной смерть замечательного человека.
Тогда, как и сейчас, все самое важное решалось в Кремле, туда я направил своего коня. У Патриаршего подворья я спешился и пошел прямо в покои патриарха. Там толпилось человек двадцать клириков, одетых в церковные облачения.
Приход «гражданского лица» привлек к себе внимание, и ко мне тотчас подошел молодой инок, вероятно, секретарь патриарха. Я ему поклонился и попросил испросить у главы церкви минутную аудиенцию. Мое пребывание в окружении царя не осталось незамеченным церковью, монах не отказал и не придумал отговорку, а конкретно спросил, что мне нужно от его святейшества.
— Сегодня утром патриарх рукоположил в священники моего друга, а тот несколько минут назад погиб, — начал объяснять я, — мне нужно поговорить об этом с его святейшеством.
Инок перекрестился и произнес по этому случаю приличествующую ритуальную фразу, но звать патриарха не спешил.
— Брат мой, — проникновенно сказал он, — его святейшество в своих покоях молится за всех нас, если ты не настаиваешь, то я сам завтра с утра передам ему скорбную весть.
— Можно и завтра, но убитый священник завещал церкви деньги на строительство храма…
— Пожертвование можешь оставить привратнику, оно не пропадет, — перебил меня секретарь, явно теряя ко мне интерес.
— Могу, но мне одному столько денег не донести, может быть, брат, ты сам мне поможешь.
— Что помочь? — не понял он.
— Внести сюда золото и серебро. Только думаю, что лучше бы ты обеспокоил патриарха, чтобы потом не сказали, что ты украл часть казны.
— Такое пожертвование, — растерянно спросил монах, — где оно?
— В мешках, так что иди за его святейшеством и пошли кого-нибудь из служек принести вьюк с лошади, она на вашей коновязи.
Парня как ветром сдуло. Все долгополые, слышавшие наш разговор, так засуетились, что стало ясно, ничто человеческое им не чуждо.
Когда два монаха внесли в приемную мешки с деньгами, из внутренних покоев показался патриарх. Судя по смятому лицу, он отдыхал.
— Ты меня искал, сын мой? — спросил он, протягивая руку для лобызания. — Что еще случилось?
Я коротко рассказал старику всю историю. Тотчас любопытные развязали мешки и все, кто оказался поблизости, застыли при виде груды золотых и серебряных монет.
Посчитав свою миссию выполненной, я, не прощаясь, вышел из резиденции и направился в Разбойный приказ. Этот визит был для меня важнее, чем передача ценностей церкви. Нужно было любыми способами убедить полицейские власти оказать мне содействие, иначе возможность поймать убийцу становилась равна нулю.
В Разбойном приказе самого боярина, в просторечье, министра Внутренних дел, на месте не оказалось. Это меня не смутило, даже напротив — обрадовало: у нас в России испокон века повелось, что чем выше начальник, тем больше от него маразма и бестолковщины. Я попросил какого-то подьячего вызвать для разговора приказного дьяка. Опять помогла близость ко двору, дежурный чиновник энтузиазм не проявил, но дьяка позвал. Звали его Иваном Прозоровым. Ко мне подошел ладно одетый человек с неуловимым выражением лица. Посетителей, кроме меня, в палате не было, и он сразу обратился ко мне:
— У тебя ко мне дело? — спросил он, ласково улыбаясь одними губами, в то время как глаза насторожено ощупывали лицо и одежду.
— Недавно на Поганых прудах произошло убийство, — сказал я, — убили священника, нужно задержать преступника, пока он не убежал из города.
— Да, народ совсем потерял стыд и совесть, ничего не осталось святого! Уже попов убивают! Ладно, спасибо, что донес, мы непременно поймаем разбойников!
— Каких разбойников? — не понял я.
— Тех, что попа убили. У нас не побалуешь! Ты можешь идти, все будет хорошо.
Мне такой общий подход к проблеме не понравился. Наша милиция, та хотя бы для вида проявляет интерес и составляет протокол, а эти ловкачи успокоили неотвратимостью наказания, и все дела.
— Но я знаю убийцу! — попытался я заинтересовать в своей персоне дьяка. — Вы ведь даже не знаете, кого ловить!
— Ничего, сами как-нибудь разберемся. У нас такие люди служат, что от них муравей в лесу не спрячется.
— Этот человек вырезал дворянскую семью на Яузе, — попробовал подойти я с другого бока.
— Все знаю, — не очень стараясь подавить зевок, сообщил дьяк, — мы его все равно поймаем, никуда он от нас не денется!
Разговаривать с профессионалом, знатоком своего дела было приятно, но кое-какие сомнения в компетентности здешних компетентных органов, у меня все-таки оставались.
— Кроме того, на нем еще очень много убийств, он настоящий маньяк! Поймать его будет чрезвычайно трудно!
Соответствующий эпохе синоним к слову «маньяку» я подобрал с трудом, мешало отсутствие в старорусском языке такого понятия.
Чиновник сочувственно-снисходительно покивал головой, заученно улыбнулся и, явно тяготясь назойливым посетителем, посоветовал ничего не бояться, запастись терпением и верить в справедливость. Я, как и положено, не усомнился, что Бог, в конце концов, накажет любого
