вызывала страх перед болезнями и заразой. Эта страшная вспышка чумы была в Москве в 1603 году, тогда только за государственный счет было похоронено 127 тысяч человек.
— А чем занимался твой отец? — спросил я, что бы отвлечь девушку от тяжелых воспоминаний.
— Торговал, — ответила она. — Он гостем был!
Гостями в это время назывался высший разряд купечества. Похоже, что родственники Прасковьи были богатыми людьми, что невольно наводило на подозрение.
— Возьми меня с собой, — опять попросила она, — а то они, — она посмотрела на перегородку, — там все время вместе, а я все одна и одна. Ну, возьми, пожалуйста!
— Ладно, поехали, посмотрю, как ты держишься в седле. Сама лошадь оседлаешь?
— Конечно, — обрадовалась Прасковья, — меня батюшка учил!
— Тогда собирайся, — решил я. В компании ездить было все-таки веселее.
Вопреки моим скептическим предположениям, девушка без труда оседлала спокойного нрава кобылу, на которой раньше ездил Ваня, и легко села в седло. Мы рядком выехали со двора и вначале отправились на Кузнецкий мост, где работала основная часть московских оружейников. Мне уже приходилось там бывать, почти с той же целью, что и сейчас, найти мастера, сделавшего арбалет, из которого меня пытались застрелить. Тогда это удалось, и через кузнеца я вышел на стрелка, теперь задача была, в сущности, та же.
Прасковья сидела в седле не хуже иного мужчины и легко управляла спокойной лошадкой. Мы выехали на большую дорогу, ведущую в центр города и, не задерживаясь, добрались до Сенной площади, а оттуда и на Кузнечный мост.
Я уже так привык к нынешним московским пейзажам, что перестал сравнивать старый город с будущим, и относился к нему как любой местный житель. Меня больше не удивляли ни постоянные пожары, ни узкие замусоренные улицы, юродивые, нищие, топкие берега Москвы-реки, реки, которые исчезли в подземных коллекторах еще в девятнадцатом веке, короче, местный колорит совсем перестал отвлекать внимание.
Потому мы, не обращая внимания на достопримечательности, обходили местные мастерские и оружейные лавки, где я показывал кузнецам и оружейникам стариковские стилеты. К сожалению, на этот раз мне не повезло, никто этого оружия не знал, и все без исключения мастера говорили, что это не русская, а европейская работа. С тем, попусту потеряв больше двух часов, мы отправились искать каретные мастерские.
Увы, с каретами тоже вышел прокол, у нас их еще не делали. А то, что халтурно производили местные умельцы, если не по форме, то по содержанию напоминало автомобиль «Жигули». Вроде бы похоже на современную машину, но как бы и не машина. Единственное, чего мне удалось добиться, Прасковья показала экипаж, похожий на тот, в котором ездил наш вчерашний гость. К карете он имел весьма отдаленное отношение, скорее принадлежал к классу кибиток. Таких изделий в городе было довольно много, и найти среди них карету, которую я сам никогда не видел, было нереально.
— Ладно, поехали лучше домой, — предложил я после очередной неудачной попытки.
— Давай заедем к моей крестной? — неожиданно попросила девушка.
Я вспомнил, что вчера она уже упоминала о своей родственнице, которая живет где-то в Замоскворечье, и предлагала там переждать напасти.
— Поехали, — согласился я. Все равно день пропал, до вечера было далеко, и попусту торчать без дела в нашей избе мне не хотелось.
Мы переправились по мосту на другую сторону Москвы-реки и по узким провинциальным улочкам небогатого Замоскворецкого района поехали навещать крестную. Никаких мыслей по поводу этого визита у меня не было. Самое рядовое событие, навестим старушку и отправимся восвояси. Однако когда мы подъехали к месту, в котором обитала крестная, оказалось, что я не совсем верно представлял, куда мы направляемся. Старушка жила за таким мощным забором, что он вполне оказался бы впору приличному острогу. Был он высотой метра три с половиной, и верхушки врытых в землю вертикально торчащих бревен частокола венчали острые пики. По углам периметра, как положено в крепостях, стояли вышки с караульными. Я отъехал от забора сколько мог дальше й с противоположной стороны дороги рассмотрел в глубине усадьбы два высоких терема.
— Послушай, — спросил Прасковью, — кто такая твоя крестная? Случайно не царица?
— Нет, она просто вдова, — наивно ответила девушка. — Она хорошая, добрая, я тебя с ней познакомлю.
Однако я знакомиться с доброй вдовой не спешил. Сначала нужно было понять, кто она такая. У меня появился вполне резонный вопрос, почему крестница такой богатой женщины оказалась на положении рабыни.
— Знаешь что, Прасковьюшка, давай заедем к твоей старушке в следующий раз, — сказал я и, не останавливаясь, проехал мимо кованных железными листами ворот.
— Почему? — обижено спросила спутница. — Давай зайдем, раз приехали. Крестная мне будет рада.
— Мне в таком простом платье зазорно идти в гости, — ответил я. — Да и тебе стоит одеться наряднее. Сама знаешь, по одежке встречают, по уму провожают.
Против такого довода, я думаю, не смогла бы устоять никакая женщина. Прасковья, во всяком случае, не устояла. Как не хотелось ей порадовать визитом крестную, но показаться плохо одетой она не решилась. Только спросила:
— А когда мы сюда еще приедем?
— Как только сошьем себе новое платье, — пообещал я.
Это был чистый обман, вернуться сюда и узнать, что представляет собой вдова, я собирался в самое ближайшее время.
— Ладно, — покладисто согласилась она.
Мы повернули назад и голова к голове отправились домой.
— Прасковьюшка, — как бы невзначай, спросил я, — расскажи, как ты попала в тот дом?
Девушка посмотрела на меня и недоуменно пожала плечами. Потом подумала и ответила:
— Сама не знаю. Просто там оказалась, и все.
— Не знаешь? — удивился я. — Тогда расскажи все, что помнишь.
— Да ничего я не помню, сначала жила здесь, где мы сейчас были, у крестной, потом на постоялом дворе.
— Что значит: сначала здесь, потом там?! Почему тебя отправили на постоялый двор?
— Никто меня не отправлял, просто так получилось.
— Ты можешь говорить толком! — начал сердиться я. — Расскажи по порядку, когда ты попала к этой вдове, сколько времени у нее жила, и почему тебя отвезли на постоялый двор?
— Я, правда, не знаю, как все случилось, — виновато ответила она. — Жила здесь, потом заболела. Сильно болела, долго лежала в жару. Что со мной было, не помню, я уже думала, что умираю, а как-то проснулась и оказалась там. Болезнь как-то сама собой прошла. Сначала я плакала, просилась назад, потом привыкла. Там у нас, правда, было хорошо, все такие счастливые!..
— Понятно, — сказал я, начиная представлять, что могло произойти на самом деле. Прасковью, скорее всего, опоили каким-нибудь зельем, а потом перевезти на постоялый двор в бессознательном состоянии.
