непонятного назначения, скорее всего кладовую, забросал всем, что подвернулось под руки, свои причиндалы, после чего преспокойно улегся на лавку в верхней светелке.
Времени было, часа два, небо на востоке начало сереть, так что до рассвета оставалось всего ничего. Я расслабился, закрыл глаза и начал засыпать. В какой-то момент показалось, что наверх по лестнице поднимается человек. Я явственно услышал отчетливый скрип ступеней, хотел встать и посмотреть, кто сюда идет, но не успел. Дверь в светелку открылась, и темная фигура проскользнула в комнату. Ждать чего-нибудь хорошего мне не приходилось, потому я, как мог бесшумно, вытащил из рукава нож.
Незваный гость остановился в дверях и долго всматривался в темноту, потом сделал шаг в мою сторону. Я уже готов был применить оружие, но в последнюю секунду удержался и тихо спросил:
— Тебе что нужно?
— Хозяин! — шепотом воскликнул рында. — Я тебя еле нашел!
Такой прыти от не очень расторопного парня я никак не ожидал, да и, признаться, забыл, что оставил его дожидаться своего возвращения.
— Как ты сюда попал? — спросил я, не скрывая удивления.
— Ждал, ждал, тебя все нет, тогда оставил лошадей на одного человека и пошел тебя разыскивать.
— Какого еще человека?
— Местного, он тебя знает. Он мне и сказал, что ты в тереме. Я влез во двор, а тут их оказывается два. Пока разобрался… Думал, уже тебя не найду.
— Дверь снаружи был заперта?
— Ага, заложена на брус, потому я сюда и полез. Дай, думаю, проверю, может, ты тут.
Я посмотрел на мутное окно. Оно стало совсем светлым.
— Пошли скорее, пока нас обоих не закрыли, — сказал я, торопливо вставая.
— Так все же спят, кто закроет?
— Береженого Бог бережет, не нравится мне здесь.
Я так шустро рванул к выходу, что даже не вспомнил о своих вещах. Опомнился только, когда мы уже выскочил наружу, но возвращаться назад не рискнул, На дворе было совсем светло. Однако и здесь Ваня оказался прав, никого из местных жителей видно не было. В Москве народ всегда любил подольше поспать.
Пока я с крыльца обозревал окрестности, в голову пришла неплохая, как мне показалось, мысль. Прежде чем уйти, как прежде, заложить дверь брусом.
— А зачем ты ее снова запер? — спросил меня Ваня, когда мы добежали до забора.
— Пусть поломают голову, куда я делся, — ответил я, протискиваясь в узкий лаз.
Мы выбрались из усадьбы невдалеке от достопамятного кабака, в котором торговали дивной медовухой. На предутренней улице было пустынно и тихо.
— Где лошади? — спросил я своего спасителя.
— Вон там, на пустыре, — ответил Ваня. — Это рядом.
Мы пошли скорым шагом и действительно скоро увидели на небольшой пустоши своих скакунов. Возле них на траве сидел один из моих былых собутыльников по имени Фома. Когда мы подошли, он встал.
Мы поздоровались, и я сразу же задал ему главный для себя вопрос, кто и почему запер меня в тереме. Любитель медовухи почесал затылок, потом потер себя ребром ладони по горлу.
Намек был, можно сказать, самый что ни есть прозрачный.
— Все толком расскажешь, с меня будет хороший магарыч, — разом разрешил я все его сомнения. — Ты же меня знаешь!
— Знаю, потому и помог парню тебя найти, — подтвердил он. — Мы, русские люди, добро помним! Ты к нам по-человечески, и мы к тебе по-человечески! Если бы кому другому, вот тебе накось, выкуси, а тебе завсегда поможем, как ты показал, что человек хороший, и не гордился с холопами выпить. Я, которые очень гордые и народ не уважают, тоже не уважаю, а вот ты меня уважил, и я тебя уважил!
Мысли у него, надо сказать, были вполне здравые и популярные до наших дней, но, к сожалению, выслушивать эти нравственные постулаты у меня сейчас не было времени.
Однако и обидеть хорошего человека не хотелось. Потому я ответил тем, что первое пришло в голову, строкой из песни Владимира Высоцкого:
— Да? — после небольшой паузы грустно произнес он. — Только ведь спят все, где же сейчас найдешь!
— Ага, а какая сволочь меня в тереме заперла? — строго спросил я.
Возможно, прямой логической связи между его утверждением и моим вопросом не существовало, но кто же у нас живет по логике? Прежде чем ответить, он подумал и задумчиво произнес:
— Так Никанорыч сказал, что ты черту ступку носишь!
Теперь было впору задуматься мне, какому черту и почему именно ступку я ношу. Однако раз пошла такая пьянка, то стоило ли выяснять, откуда взялся последний огурец?
— Никонорыч, говорят, девку продал! — так же ни к селу, ни к городу высказался я, однако собеседник меня понял.
— Верка его у себя в тереме приветила. Мне сказать, тьфу, а не человек.
— Значит, это он распорядился? — перескочил я на новую тему.
— А то! Говорит, раз ты с чертями знаешься, то все от лукавого. Народ и оробел! А как Митька замертво упал, так и все, шалишь!
Хотя и говорили мы со спасителем загадками, но суть дела оба понимали. Получалось, что управляющий запутал хозяйку и всех холопов моей связью с нечистым, а примером послужил несчастный случай с Митькой, правда, павшим не от моих колдовских чар, а от выпитой водки.
— Митька-то не разбился? — спросил я, памятуя, с каким грохотом тот катился с лестницы.
— Чего ему станется, проспится. Только и мне обидно, я за тебя которую ночь не сплю, а пьет Митька! Какая же тут справедливость?
Я правильно воспринял критику и вытащил из кармана сумму, на которую спаситель мог войти в штопор не менее глубокий, чем пресловутый Митька.
— Так будет по справедливости? — спросил я, отдавая ему монеты.
Благодарная улыбка подтвердила согласие вернее, чем любые слова.
— А что собирался Никонорыч делать дальше, поди, не знаешь?
— Как бы не так, — заторопился он, пряча деньги за пазуху, — хотел попа Сельвестра звать, выгонять из тебя бесов. Только Верка слезами плачет, так хочет, чтобы ты ей погадал. Иван Никанорыч — он такой! Ну, ладно, что-то я с вами тут заболтался. Ты завтра еще приходи, мы тебе