ошибка вышла.
— Хороша ошибка, парню голову разбили, двери покорежили, женщин до полусмерти напутали, а кто за все это ответ держать будет? — возмутился я. — Сейчас позовем хозяина, целовальника, определим ущерб…
Мое предложение квартет бойцов выслушал, но оно им не понравилось. Мужики разом насупились и начали переглядываться между собой. Как и во все времена, на Руси судиться и возмещать ущерб не любят.
— Ну, ты, это, того, этого, — недовольно сказал «парламентер», — зачем нам целовальник, мы и так можем уйти. Извинились, чего тебе еще!
— Точно, — добавил здоровяк, — ты того, не доводи да греха!
— Вы думаете, что раз вас четверо, так я с вами не справлюсь? — спросил я. — Очень даже справлюсь. Вас, — указал я на старшего и здоровяка, — из самострелов положу, а этих, — кивнул я на двух оставшихся молчаливых участников события, — саблей покрошу! Вам это надо?
— Это еще посмотреть надо, кто кого покрошит! — пробурчал здоровяк, но невольно отступил к выходу.
— Ладно, что зря спорить, чего ты от нас хочешь? — спросил старший.
— Сначала расскажите, что это за Алексашка, и почему вы за ним гоняетесь?
«Парламентер» подумали миролюбиво объяснил:
— Вор он, вот и весь сказ. Набрал товара в долг, пообещал, что когда продаст, с хозяевами расчесться. А сам взял да и сбежал. Нас купцы и наняли его отыскать и долг с взыскать.
— Понятно, значит, это ваше ремесло людей ловить и долги выбивать?
— Ну, ремесло не ремесло, но добрым людям, чем можем, помогаем.
— И сколько вы за такую работу берете? — не без задней мысли поинтересовался я.
— Смотря кого надо сыскать. За Алексашку купцы пять ефимок посулили. Только этого мало, мы за ним уже попусту вторую неделю по всей Москве гоняемся.
— А сколько возьмете доставить мне сюда одного человека? — спросил я.
— Это смотря кого. Может, ты царя закажешь привезти или первого боярина!
— Царь мне не нужен, а нужен мне управляющий одной купчихи из Замоскворечья.
— Тоже сбежал? — понимающе улыбнулся он.
— Нет, не сбежал, в этом и сложность. Его нужно прямо из подворья увезти.
— А много у них там людишек? — сразу же задал старший конструктивный вопрос.
— Много, я там видел человек до сорока мужчин и женщин.
— Сорок! — повторил он и даже присвистнул. — Это же целая рать! Сколько нам народа перебить придется! Такая работа дорого стоит!
— Никого бить не нужно, — испугался я такого радикального решения вопроса, — управляющего там все ненавидят, и народ подобрался в основном пьющий, за бутылку не то, что врага, мать родную продадут.
— Все равно, дело серьезное, — задумчиво сказал он, уже начиная набивать цену, — просто так туда не полезешь… Вы как, мужики? Возьмемся?
— Это как хозяин решит, — сказал до сих пор молчавший участник «бандформирования», — если не поскупится, то почему не помочь доброму человеку.
— А ты как, Еремей? — спросил он здоровяка.
— Если живого предоставить, то дороже будет стоить, — ответил тот. — За мертвого проси половину.
— Лучше живого, мне с ним поговорить нужно, — торопливо уточнил я условие подряда.
С людьми такой категории я сталкивался впервые. Они отличались даже от лесных разбойников. Те были в основном беглые крестьяне, вынужденно занимающиеся грабежом, и никакой особой свирепости я у них не замечал. Эти же ребята так спокойно и добродушно говорили о чужих жизнях, что общаться с ними стало весьма неуютно. Я подумал, что такой цинизм, невозможный в добропорядочном, тем более религиозном, обществе и приводит людей к смутным временам. Отсюда, видимо, и растут уши всякого терроризма. Стоит только кому-то перестать уважать чужую жизнь, как и его собственная не будет стоить ломаного гроша.
— За живого две ефимки, за мертвого одну, — подумав, назвал цену «парламентер».
— А какая скидка за ущерб? — специально сварливо спросил я, чтобы они не держали меня за лоха.
— Магарыч, — сказал старший.
— Что значит магарыч? — не понял я.
— Магарыч себе оставишь, — объяснил он.
— Ладно, пусть будет по-вашему. Когда выполните работу?
— Ну, если дашь аванс… — начал он.
— Не дам, полный расчет, когда привезете управляющего.
«Парламентер» покривился, но возражений не придумал, ответил так, будто дело уже решилось:
— Постараемся сегодняшней ночью, крайний срок завтрашней.
Это меня устраивало, и мы ударили по рукам. Я назвал адрес, растолковал, как туда доехать и забраться в усадьбу. Потом мы обговорили остальные детали. Распрощавшись с бандитами, я взялся за своего рынду, Он до сих пор толком не пришел в себя, лежал с открытыми глазами, стонал и время от времени спрашивал, что с ним случилось.
Я осмотрел его голову. Шарахнули его по затылку от души, но никаких особых повреждений, кроме шишки и рассеченной кожи, на голове не оказалось. Когда вернулась Аксинья с куском источающего слезы льда, я обвернул его тряпкой и велел держать на месте ушиба.
Едва все устроилось, пришел хозяин, узнать, что тут у нас был за шум. Я рассказал, что какие-то люди искали Алексашку. Услышав это имя, кабатчик сердито плюнул прямо на пол и выругался. Оказалось, что шустрый коммерсант действительно здесь жил, но обманул и его, не заплатил за постой и вдобавок что-то украл.
Все время, пока продолжалась кутерьма, Прасковья вела себя удивительно тихо. Я даже подумал, что она сильно испугалась или прихворнула. Однако едва мы оказались вдвоем, Аксинья вышла, а Ваня заснул, она подошла ко мне и, прямо глядя в глаза, спросила:
— Ну что, ты ее видел?
— Кого? — удивился я, не понимая, о ком она спрашивает.
— Как кого! Конечно, крестную!
— Видел, — сознался я, начиная понимать, откуда дует ветер.
— И как она тебе? Понравилась?
— Хороша! — ответил я с глупой мужской откровенностью. — Первый раз я ее не рассмотрел, а теперь вволю налюбовался!
Прасковья, холодно улыбнулась и непроизвольно пожала плечами.
— И что ты в ней такого нашел?!
— Ну, как сказать, — начал я, — она такая, — я обозначил жестом форму виолончели, — и совсем еще не очень старая. Я бы даже сказал, молодая. И лицо у нее такое, ну, и
