движения.
Почему это плохо я пока не понял, но расспрашивать не торопился, подумал, что смогу разобраться сам.
— А что еще за белая полоса? — вспомнил я его радостный возглас.
— Полоса? А у вас что, нет полосного движения? — осторожно спросил Денис, видимо, пытаясь обиняком узнать, откуда мы такие взялись в старинных нарядах, с говорящими собаками.
— Нет, — ответил я, — у нас другие типы транспорта.
Будто в подтверждении моих слов, в разговор вмешалась Марфа, озвучив, давно мучавший ее вопрос:
— А лошади-то где?
— Они внизу, под полом, — ответил я.
— Такие маленькие? — удивилась она. — Надо же…
— Так что с полосами? — повторил я вопрос.
— Это сделано чтобы было меньше пробок и упорядочить движение, — ответил парень. — Например, на моей машине можно было ездить по двум первым полосам, черной и желтой. У кого синяя полоса, по трем. Оранжевая, по четырем. А на этой, белой, по всем и без ограничения скорости. Самая крутая — зеленая, с ней можно выезжать на разделительную линию и даже на встречную полосу.
— Лихо! Действительно очень удобно, — не мог не согласиться я. — Демократично и справедливо, каждому свое!
— У нас одно из самых демократичных и справедливых обществ в мире, — подтвердил Денис. — Только демократия должна быть с крепкими кулаками. Без этого нас неминуемо втянут в анархию и хаос!
Слова его прозвучали как рекламный лозунг очень левой или крайне правой партии.
— Кто втянет? — поинтересовался я.
— Деструктивные силы, — так же деревянно, как и то, что говорил прежде, озвучил он. — Демократические завоевания необходимо защищать всеми возможными средствами. Чем лучше мы живем, тем больше у нас врагов!
— А… ну тогда совсем другое дело, а вы, значит, очень хорошо живете?
— Остановимся здесь, — сказал портной, съезжая, на обочину, почему-то не пожелав ответить на вопрос, — дальше уже трасса.
— Итак, что мы имеем, — начал я, когда машина остановилась, — спрятаться нам похоже негде…
Аборигены промолчали.
— Вспоминайте, какие-нибудь маленькие гостиницы, пансионы, знакомых, у которых можно снять жильё.
— Для этого нужны деньги, — после паузы сказал Денис, — моя кредитка сгорела в машине, восстанавливать бесполезно, те, — он оглянулся назад, — ее все равно заблокируют. Да и денег на ней почти нет.
— У меня тоже ничего нет, — добавила Электра, — все что зарабатываю, уходит на лечение мамы.
То, что и у нас с Марфой не было современных денег, можно не объяснять. Как всегда в реальной жизни, презренные символы богатства, оказывались самым главным фактором существования. Я подумал, что единственно, что можно продать — это золотые червонцы, в эту эпоху уже ставшие антикварной редкостью, или кинжал, на котором еще не высохла кровь охранника. Возникал вопрос, как сделать это быстро и безопасно, не привлекая к себе внимания? Еще у нас были угнанная машина и автомат охранника, но они были еще менее ликвидные, чем предметы старины.
Молчание затянулось. Когда я уже решил рассказать товарищам по несчастью о наших возможностях, заговорил Денис:
— Прости Леша, я понимаю, что это не мое дело, но кто вы? Одежда, Полкан и вообще? Твой кафтан, я потом понял, он и правда ручной работы…
Я про себя усмехнулся. Долго он решался задать самый простой вопрос. Мне следовало давно придумать для него с Электрой правдоподобную версию, но пока было недосуг. Пришлось врать, что называется, с листа:
— Мы только вчера приехали из Сибири. Там жили в такой глухомани, где нет ни то что современной техники или дорог, вообще ничего. Кругом одна тайга. Поэтому не удивляйтесь моим странным вопросам. Вот Марфа раньше никогда не видела автомобилей и до сих пор считает, что их возят спрятанные лошади…
— А разве нет? — вмешалась в разговор дочь воеводы, словно иллюстрируя правдивость моего рассказа. — Тогда кто же их возит?
— Почему нас хотели убить, — проигнорировав ее вопрос, продолжил я, — можно только догадываться, я точно не знаю. Знаю только, что сначала хозяева, эти Эльвира с Вадимом, хотели над нами просто посмеяться, выставить перед своими знакомыми как тупую деревенщину, а когда у них ничего не получилось, так рассердились…
На правду то, что я говорил, имея в виду подслушанный Денисом разговор хозяев, мои домыслы походили не очень, но другого объяснения в тот момент в голову не пришло. Портной мог вспомнить, что хозяева упоминали о чьем-то приказе нас устранить. К тому же я никак не объяснил, каким образом мы проникли на столь тщательно охраняемую территорию.
— А как вы попали в такую глушь? Сибирь ведь очень далеко, это где-то на востоке. Мы в школе проходили, только я мало что помню, — задала свой вопрос Электра.
— Марфа там родилась, ее отец был, — я чуть замялся, — лесником. А я много лет назад поехал туда работать, да так и остался. Поэтому у нас такая одежда, там не то, что магазинов нет, вообще ничего, сплошная тайга. Видели, какие у меня штаны и обувь? Все самодельное.
— Я даже не знала, что на земле еще остались такие места, — удивленно, сказала она.
Денис же никак мой рассказ не прокомментировал, только спросил:
— А почему Полкан разговаривает?
— Что здесь такого, многие собаки умеют говорить. Можешь сам у него спросить.
Портной пса спрашивать не стал, но остался неудовлетворен моим ответом.
— Теперь, когда все выяснилось, — заговорил я, — давайте думать, что будем делать дальше. Я условия жизни в Москве знаю плохо, знакомых у меня тут нет, у Марфы тем более. С деньгами можно решить так, у меня есть несколько старинных золотых монет, их можно продать…
— Я знаю одного старика, школьного товарища моего дедушки, он вроде бы увлекается нумизматикой, можно у него поинтересоваться, — сразу же нашелся портной.
Это было хоть что-то, ходить по антикварным лавкам в моем наряде, было бы не совсем уместно. Правда, я уже как-то столкнулся со старичком-антикваром, потом пришлось бежать из своего времени. Однако говорят, что два снаряда в одну воронку не попадают…
— Расскажи, кто он такой, — попросил я.
— Одноклассник моего деда. Живет почти на окраине. Семьи нет. Что еще… совсем не хочет омолаживаться.
Характеристика оказалась довольно полной. Больше всего меня заинтересовало отсутствие у старика семьи и жилье на окраине.
— Ладно, поехали к старичку. Это далеко?
— Другой конец, но на полуавтомате, да еще по белой полосе, к утру
