Если вы правы относительно планов неприятеля, то Кутузов должен знать об этом уже сегодня.
Уговаривать его так не рисковать я не мог по той причине, что проверялись мои сведения. Потому пожав плечами, предоставил ему самому решать, что делать.
— Братцы, — окликнул Сеславин стоящих невдалеке казаков, — приищите дерево с листвой, на которое можно влезть. Мне нужно сделать рекогносцировку.
Казаки без повторений и объяснений поняли, что от них хочет командир, и бросились в разные стороны выполнять приказ. А тот обратился ко мне:
— Если относительно Наполеона вы правы, то я сочту долгом доложить Светлейшему о вашей помощи!
— Спасибо, — поблагодарил я, — только это совершенно лишнее. Вряд ли Кутузов меня знает и поверит незнакомому человеку. К тому же я не служу и не ищу ласки начальства, Доставьте ему лучше хорошего языка, пусть сам его допросит. Единственно, что я могу гарантировать, это то, что сведения совершенно верные.
«И описаны во всех учебниках истории», мог бы добавить я, но, естественно, не добавил.
— Но ведь вы говорили с вице-королем Италии, и сами сможете рассказать командующему о планах неприятеля, — сказал Сеславин, которому, похоже, было неловко анонимно пользоваться моей информацией, присваивая этим себе все заслуги.
— Ну, своими планами Богарне со мной не делился, — ответил я, — в основном это догадки, которые вы сможете проверить. Нам же придется скоро вас оставить, у нас с мадам Пузыревой свои планы.
— Разве вы не будете вместе с нами выходить из окружения? — удивился капитан. — Думаю, для вас это будет самым безопасным!
— Нет, — вмешалась в разговор Матильда, — у нас с Алексеем Григорьевичем осталось незавершенное дело. Пока мы не получим удовлетворения, останемся здесь.
— Вы разве тоже воюете, мадам? — удивился Сеславин.
— Воюю и изрядно, — ответила она. — Нас пытались подло убить. Потому, пока мы не найдем и не накажем виновного в том человека, останемся здесь, хотя пусть тут соберется вся французская армия!
Мне очень не понравилось, что Матильда затеяла этот разговор. Не было никакой нужды втягивать партизана в наши дела, у него хватало забот со спасением Отечества. Однако француженка не спрашивала ни моего мнения, ни совета, что говорить, так что пришлось только согласно кивнуть.
Сеславин удивился и вопросительно посмотрел на нас обоих. Потом не удержался и спросил:
— Чем же вас так сильно не удовлетворили, что вы непременно хотите здесь остаться?
Пришлось исправлять ошибку подруги и вкратце рассказать ему нашу историю. Стараясь меньше упоминать мистику, я больше говорил о жестокой ловушке на невинных людей, гибели в доме женщин и стражников и внезапном пожаре. Сеславин слушал внимательно и, даже как-то напряженно. Думаю, что я бы воспринял такой рассказ более легкомысленно, слишком он напоминал плохой вымысел. Однако партизан, кажется, так не думал. Он даже уточнил название деревни, в которой жил Павел Петрович. Потом сказал нахмурившись:
— Мне кажется, я знаю, о ком вы говорите. Только я думал, что старик Погожин-Осташкевич давно умер.
Теперь уже мы с Матильдой смотрели на Сеславина во все глаза, почти не веря счастливому сечению обстоятельств, узнать, наконец, с кем нам предстоит иметь дело и как его отыскать. Капитан продолжил:
— Сын Погожина-Осташкевича Михаил учился вместе со мной в кадетском корпусе. Был очень добрым, благородным мальчиком. Отца его я видел всего один раз, он был еще не стар, но уже тогда необыкновенно суров. Миша перед ним трепетал, — Сеславин замолчал, погружаясь в воспоминания.
— Да, пожалуй, — после долгой паузы, продолжил он рассказ, — все совпадает. Их родовое имение Потапово, а Миша звался Михаилом Павловичем, так же как его императорское высочество. Это я точно помню. Мы еще в корпусе смеялись, что Погожины-Осташкевичи отец и сын, полные тезки императора и его младшего сына.
— А где он теперь? — волнуясь, спросила Матильда.
— Погиб уже после того, как я вышел из училища. Какая-то темная история, кажется связанная с его отцом…
Мы ждали, что он еще скажет, но тут прибежал казак и доложил, что поблизости нашлось подходящее дерево с оставшейся листвой. Сеславин, испросив у Матильды извинения, пошел следом за ним. После моего сеанса он даже меньше хромал, что я не замедлил про себя отметить. Мы же с француженкой остались со своими лошадьми.
— Что бы об этом думаешь? — спросила Матильда.
— Пока ничего, — пожал я плечами, — быть тезкой августейшей особы еще не смертный грех. Но, мне кажется, Сеславин знает что-то нехорошее об этом семействе, но не хочет говорить. Подождем, когда он освободится, может быть и расскажет. Как тебе он нравится?
Матильда сделала неопределенный жест рукой, скорее пренебрежительный, чем восторженный. Потом все-таки ответила:
— Мне кажется, его совсем не интересуют женщины. Обычный служака…
Характеристика оказалась исчерпывающая, особенно для командира партизанского отряда в тылу противника, в момент, когда решалась судьба державы.
— При его ранениях это не удивительно, — вступился я за Александра Никитича, — он же едва ходит!
— Все равно, — упрямо сказала она, — настоящего мужчину сразу видно. Он никогда не будет счастлив.
Против понятия «настоящий мужчина» мне возразить было нечего. Что это такое, знают только настоящие женщины. И, как мне кажется, главное качество настоящего мужчины видят исключительно в его слепом служении идеалу. Еще в его обязанность вменяется бросаться в огонь и в воду по первому мановению ручки этого идеала, быть по-царски щедрым, априори признавать правоту женщины по любому вопросу, при том не глядеть на сторону, оставаться мужественным, верным и слепоглухонемым.
— А мне показалось, что ты ему очень понравилась, — сказал я, — он так на тебя смотрел…
— Ты это серьезно говоришь или шутишь? — быстро спросила Матильда.
— Какие могут быть шутки, — без тени улыбки ответил я, — ты просто не замечала, он не сводил с тебя глаз!
— Странно, — сказала она, не глядя на меня. — Ты не знаешь, Сеславин женат?
— Не знаю, я же его вижу первый раз в жизни.
— Ну, мало ли, может быть, что-нибудь слышал, — задумчиво сказала она. — Что это он так долго…
Действительно, прошло более получаса, а капитан все не возвращался. Казаки и гусары начали устраиваться на отдых. Близость неприятеля, который напоминал о себе шумом и криками на дороге, нимало их не смущала. Причем выглядело это не фатализмом или показной бравадой, а уверенностью в своих силах, будто две с половиной сотни партизан могли противостоять великолепно отлаженной военной машине непобедимой армии.
