поступило со мной бессовестно. Администрация не согласилась 10 коп. за рубль, и с меня продолжала взыскивать рубль с процентами, ссылаясь на то, что там она взяла 30 коп., а с вас надо дополучить. И вот до последнего времени я уплачивал по 100 рублей в месяц на покрытие суммы. В Волжско-Камском банке осталось, вероятно, около 2 тысяч, не больше. Там мне помогал, не знаю, кажется, бывший директор банка Мухин, очень близкий человек к моей семье. В Торгово-Промышленном банке с меня прямо не взыскивали, так как они меня хорошо знали и знали, что долг не мой. Здесь, в крепости, находится Щегловитов, это тоже один из товарищей Познанского, которому известна история относительно моей задолженности. Вы можете легко установить, что в этих пределах меня нисколько не стесняли, что я никогда, ни по одному поводу в неприятном положении не был. На жалованье мое никаких взысканий не было. Никогда описи никакой не подвергался. При этом, должен сказать, что два имения, которые достались моей жене после смерти матери и которые я получил, когда женился, благодаря этой задолженности являлись почти бездоходными…
Смиттен. — Поясните мне пожалуйста, это были ваши вексельные обязательства, вернее, ваши бланки на векселя к Познанскому?
Добровольский. — Сначала, да, а когда он попал под администрацию, нужно было заменить.
Смиттен. — Чем заменить?
Добровольский. — Тогда Посадский принял от меня вместо подписи Познанского подпись г. Годило-Годлевского.
Смиттен. — Это в каком банке?
Добровольский. — В обществе взаимного кредита. А затем, я не знаю, почему-то Годило-Годлевский отказался возобновить свою подпись. Пришлось сделать подпись моей жене. Тут помогло ужасное горе, моя жена заболела очень тяжко, она 3 год была больна, 1½ года почти без сознания. Тогда они приняли какую-то другую подпись, они сами это сделали.
Смиттен. — Сначала была фамилия Познанского, потом Годило-Годлевского, затем вашей жены, а когда она заболела, то заменили другим лицом?
Добровольский. — Очень легко получить справку.
Смиттен. — По течению счета в банке можно установить?
Добровольский. — Я думаю.
Смиттен. — По течению счета Торгово-Промышленного банка, там нет движения?
Добровольский. — Нет.
Смиттен. — А в Волжско-Камском банке?
Добровольский. — Там, вероятно, осталось около 2 тысяч.
Смиттен. — Но там тоже шла замена?
Добровольский. — Да. Там только моей женой.
Смиттен. — Вам приходилось, кроме этой операции, которая выясняется по отношению к Познанскому, обязываться в других кредитных установлениях по другим поводам?
Добровольский. — Да. Видите ли, когда мне нужно было срочно платить в одном из банков, я учитывал небольшие векселя. Пустые векселя. Одна, две, три тысячи, больше трех тысяч обыкновенно не было.
Смиттен. — Была какая-нибудь определенная система или лица, которые давали бланки?
Добровольский. — Нет, только с женой.
Смиттен. — Таким образом, в обращении могут быть векселя либо Годилы- Годлевского, либо Познанского, либо вашей жены?
Добровольский. — Я думаю.
Смиттен. — К настоящему моменту, вы не можете сказать, в портфелях банков находятся ваши векселя и на какую сумму?
Добровольский. — Я думаю, сейчас в Международном банке есть вексель моей жены, около 2 тысяч рублей, по которому я уплачивал тоже частями.
Смиттен. — Вам не приходилось пользоваться услугами лиц, которые могли бы дискредитировать ваше положение?
Добровольский. — Никогда.
Смиттен. — Вы не называли фамилию Макарова, Василия Михайловича. Кто это такой?
Добровольский. — В. М. Макаров? — У меня был еще один товарищ, который умирая мне тоже оставил память. Вексель я ему дал для учета — Плетнев. С Макаровым были какие-то дела.
Смиттен. — Кто этот Плетнев?
Добровольский. — Плетнев был членом горного совета. У него были нефтяные прииски в Вологодской губ., и, когда он умер, мне пришлось за него платить 10 с половиной тысяч. Между прочим, он передал через этого Макарова…
Смиттен. — А Макаров кто был?
Добровольский. — Я не знаю кто. Он мне вручил пай Вологодского товарищества, которого цена была, кажется, 350 руб.
Смиттен. — Векселей Макарову вы не давали?
Добровольский. — Не могу вам сказать наверное, может быть.
Смиттен. — В связи с какими обстоятельствами вы выдали В. М. Макарову в мае месяце 1915 года вексель на 1.000 рублей (показывает Добровольскому документ)?
Добровольский. — В мае, вы говорите; это — первая поездка для лечения заграницу. Очень может быть, что я у него взял. Хотя меня удивляет только, что вексель этот может быть в ходу.
Смиттен. — Я не говорю, что в ходу. Меня интересует, в каких отношениях вы были с Макаровым, когда вы выдали на одну тысячу рублей вексель?
Добровольский. — Я прямо не допускаю возможности. Я думал, что с ним расквитался. Последнее время я его не видал совершенно.
Смиттен. — Но что же это было, что вы у него взяли тысячу рублей, или это было для учета в банке?
Добровольский. — Я не могу сказать. Я получил тысячу рублей; получил ли он по векселю, не знаю.
Смиттен. — А когда, при каких обстоятельствах вы уплатили этот долг?
Добровольский. — Не могу сказать, я думаю, что если я его не уплачу, то он напомнит мне о нем.
Смиттен. — На бланке имеется надпись «В. М. Макаров», а по надписи видно, что уплата произведена некиим Реймером. Кто этот Реймер?
Добровольский. — Не могу сказать.
Смиттен. — Но у вас нет среди служащих близкого лица, которого вы посылали в банк для оплаты счетов, с фамилией Реймер?
Добровольский. — Нет.
Смиттен. — Не можете ли вы объяснить, в каких отношениях вы находились с Симановичем. Вам известно такое лицо, секретарь Распутина?
Добровольский. — О том, что он секретарь Распутина, я узнал, когда был министром. Мое отношение к нему было таково. Симанович явился ко мне еще до войны с просьбой помочь его сыну поступить в политехникум, ссылаясь на то, что ему известны мои отношения с вел. кн. Михаилом Александровичем. Он сказал, что уже хлопотал через других, подал прошение, но до сих пор ответа нет, что мальчик чрезвычайно способный, он даже предъявил мне его аттестат, в котором, между прочим, имелись все пятерки по всем предметам, но, тем не менее, его не принимают, потому что процентная норма, и т. д. Я ему сказал, что справлюсь у великого князя, предприняли ли что-нибудь. Справился у его секретаря. Тот мне сказал, что такое прошение было, но что он не знает, сделано ли что-нибудь, или нет. Затем Симанович
