следующее обстоятельство. Правильны или неправильны были действия Золотницкого, но они были, приблизительно, за год до его перевода из Варшавы. Перевод же Золотницкого, как видно из дела, состоялся по вашему распоряжению тогда, когда на ваше имя от генерал-губернатора Скалона поступило письмо, в котором он говорит: «Вот сколько времени проходит, и лицо, которое позволило себе составить протокол обо мне, до сих пор еще в Варшаве»… Если действия Золотницкого были неправильны, естественно, было бы тогда же, тотчас по обнаружении их, перевести его в Тифлис. Но я высчитал: оказывается, месяцев 10–11 прошло со времени составления им протокола…
Щегловитов. — Это объясняется тем, что хотелось, так сказать, не менять его служебное положение, пока не оказалось, что, в виду генерал-губернаторского заявления, это сделать невозможно.
Завадский. — Я к этому и подхожу: значит, жалоба генер-губернатора заставила?
Щегловитов. — Приходилось и с этим считаться…
Председатель. — Теперь еще один случай, это — судебный следователь Бувайлов в Коврове.
Завадский. — Бувайлов был переведен в Старый Оскол, а владимирский губернатор Сазонов писал о том, что Бувайлов принадлежит к левым партиям, входит в партию к.-д. и вообще неблагонамеренный человек. Из дела же видно, что председатель владимирского суда и тогдашний прокурор владимирского суда удостоверяли, что Бувайлов пользуется уважением и что он, действительно, был в к.-д. партии, но как только сенат воспретил, моментально из нее вышел. Председатель суда добавляет, что ему лично ничего неизвестно об образе мыслей Бувайлова. Вместе с прокурором они подтверждают только одно: что Бувайлов прошел выборщиком во 2-ю государственную думу при поддержке местной ковровской газеты, которая считалась к.-д.
Щегловитов. — Он был переведен из Коврова в Старый Оскол?
Завадский. — Да, без прошения.
Щегловитов. — Как исправляющий должность?
Завадский. — Да… Губернатор пишет, — и хотя прокурор и председатель возражают, тем не менее, следователь переводится!
Щегловитов. — Его принадлежность все-таки устанавливалась…
Завадский. — Он до тех пор принадлежал, пока было можно, но потом ушел. Вы не припомните этого случая?
Щегловитов. — Раз удостоверено это письмами, я, конечно, возражать не могу.
Председатель. — Скажите, вы помните обстоятельства, при которых был изменен устав военно-медицинской академии?
Щегловитов. — Да, более или менее помню…
Председатель. — Будьте добры, во-первых, изложить факты: т.-е. какие действия вами были совершены по этому поводу, а затем указать закон, положенный в основу этих ваших действий.
Щегловитов. — Первоначально, как, вероятно, известно Комиссии, в сенате возникло сомнение относительно возможности обнародования этого положения о военно-медицинской академии, в виду того, что издание не последовало в общем законодательном порядке; но, затем, я получил указание на необходимость осуществить это обнародование, в виду того, что чуть ли не за год перед фактом внесения в сенат военным министром этого положения для обнародования оно было уже в действительности осуществлено. Обер-прокурор 1-го департамента просил меня ознакомиться ближайшим образом с этим делом и теми сомнениями, которые в сенате возникли. Оказалось, что сомнения эти сводились к нескольким статьям этого положения, которые требовали прохождения общим законодательным порядком. Тогда я просил военного министра дать мне тех лиц, которые ближайшим образом в составлении этого положения участвовали, для того, чтобы обсудить, нельзя ли достигнуть какого-либо изменения этих статей, в виду того, что самое прохождение этого положения последовало по 96 ст. Основных Законов, т.-е. вне общего законодательного порядка, а по пути специально военного — что ли? — законодательства… Были по этому поводу переговоры с несколькими сенаторами, которые были присланы ко мне. Они доказывали, что они правы, но что все-таки сомнение возникало… И тогда я, в конце концов, пригласил несколько сенаторов 1-го департамента для частных переговоров: возможно ли в том виде, как это положение вносилось в сенат, его обнародование? Соглашение было достигнуто, после чего и состоялось обнародование этого положения.
Завадский. — Я не ясно себе представляю, что это за частное совещание сенаторов с министром?
Щегловитов. — Я не видел в этом беззакония.
Завадский. — Вы своего мнения не высказывали в этом собеседовании?
Щегловитов. — Я выслушивал и спрашивал сенаторов, можно ли принять ту точку зрения, которую проводили представители военного ведомства, — вот, собственно говоря, какая была цель этого совещания.
Председатель. — Перехожу к другому вопросу. Скажите, как общие принципы вашей деятельности, как министра юстиции, прилагались по отношению к уголовному кассационному департаменту? Вы и тут проводили требование твердости, требование наклона к монархическим идеям: уголовный кассационный департамент не представлял в этом отношении исключения?
Щегловитов. — Нет.
Председатель. — В чем же заключалось ваше руководство и какие были ваши действия в этом направлении по отношению к уголовному кассационному департаменту, к его деятельности и к личному составу?
Щегловитов. — Прежде всего, в подборе сенаторов. Затем, в известных указаниях, которые приходилось давать прокурорам уголовного кассационного департамента по вопросам, по которым они встречали сомнения. Я ежедневно принимал обер-прокуроров, выслушивал все наиболее серьезные вопросы, которые у них возникали, и предполагаемые возражения, которые они думали излагать в своих заключениях.
Председатель. — Позвольте иллюстрировать одним примером, по отношению к которому хотелось бы слышать ваше разъяснение: вы не помните обстоятельств, при которых был перемещен товарищ обер-прокурора С. М. Зарудный?
Щегловитов. — С назначением его куда?
Председатель. — В другое отделение, где слушаются акцизные дела.
Щегловитов. — Нет.
Соколов. — Это перемещение было в связи с делом Маргулиеса, редактора газеты: «Радикал», — в связи с тем, что товарищ обер-прокурора Зарудный дал заключение по поводу приговора судебной палаты, что дело подлежит прекращению за отсутствием состава преступления.
Щегловитов. — Я в эти вопросы не вмешивался. Это дело, в котором разбирается прокурорский надзор.
Соколов. — Кто мог содействовать тому, что товарищ обер-прокурора Зарудный был переведен из того отделения, где рассматривались политические дела, в то отделение, куда они попасть не могли?
Щегловитов. — Вероятно, было соглашение между товарищем и обер- прокурором, потому что, в частности, это — лицо, к которому я относился с особой сердечностью…
Соколов. — Так что, с вашей стороны, не было желания, выраженного обер-прокурору, чтобы этот перевод состоялся?
Щегловитов. — Нет.
Соколов. — А с вашей стороны не было указания обер-прокурору на то, как должно было решиться дело Маргулиеса? Вы не были ближайшим образом ознакомлены с этим делом, не давали указаний, чтобы приговор остался в силе?
Щегловитов. — Нет.