Соколов. — У вас не было разговоров с председателем петроградской судебной палаты Крашенинниковым, который вынес этот приговор и который был очень изумлен, что его приговор почти целиком кассирован?
Щегловитов. — Не помню…
Соколов. — Вы не вспоминаете, что сенатор Крашенинников указывал, что некоторые решения департамента ставят судей, рассматривающих дело по существу, в большое затруднение, что требования политического момента — одни, а сенатская практика заставляет эти требования не выполнять?
Щегловитов. — Если Крашенинников это удостоверяет, то я, конечно, не отрицаю.
Соколов. — Не отрицаете?… Не находился ли подбор сенаторов, о котором вы сейчас говорили, в связи именно с указаниями судей на то, что если сенатская практика будет продолжаться в том же направлении, им очень трудно выполнять ту политическую служебную миссию, к которой они считали себя призванными?
Щегловитов. — Этого я не знаю…
Соколов. — Не знаете? Не можете сказать или не вспоминаете?
Щегловитов. — Чтобы на выборе лиц, попадавших в сенат, отражалось это обстоятельство?… Видите, тут очень трудно в вопросах разобраться… Собственно говоря, мне казалось всегда правильным стремиться к достижению чего-либо осуществимого… Жалобы на сенат из низших судебных мест постоянно и непрерывно раздавались, и не только вот на тему, которая вас заинтересовала, но и вообще на тему о чрезвычайном осложнении и — как бы сказать? — затруднительности для суда отправлять свои обязанности при тех требованиях, которые выдвигаются сенатом. Даже вот уже за последнее время моей деятельности мне приходилось слышать жалобы от председателей мировых съездов, что сенат давал такие разъяснения известной 159 статье Устава уголовного судопроизводства, которые прямо ставили мировые съезды в крайне затруднительное положение. Этим жалобам, повторяю, конца не было, и я всегда их выслушивал, и могу сказать, что, служа сам в судебном ведомстве, я точно так же всегда, пока не был обер-прокурором в сенате, переживал все эти нарекания сам… Так что, когда они раздались предо мной, как министром юстиции, они меня уже не изумляли. Я просто видел, так сказать, в свойствах самой кассационной деятельности многое такое, что невольно создавало не мало затруднений, без всякого, конечно, намерения со стороны г.г. сенаторов. Так что ответить на поставленный вами вопрос в этом смысле, что эти затруднения отражались на выборах личного состава, очень трудно…
Соколов. — Меня интересует область приговоров по политическим делам: какого рода жалобы вы вспоминаете? Откуда они шли в этой области и какого были содержания? Не указывалось ли в них, что сенат, своими сенатскими решениями и разъяснениями (относящимися к началу вашей деятельности, как министра), мешает судам осуществлять требования политического момента, в смысле ли кары или в смысле доказательств?
Щегловитов. — Нет, я таких не вспоминаю.
Соколов. — Вы сейчас упоминали о жалобах на толкование сенатом 159 статьи. А не поступали ли в начале вашей деятельности, как министра, жалобы от старших председателей судебных палат, что сенат своими решениями в области толкования 126, 102 и 129 ст.ст. уголовного уложения также препятствует осуществлять требования политического момента?
Щегловитов. — Нет, так я не могу сказать…
Соколов. — Не можете ли вы нам удостоверить, что именно в том отделении кассационного департамента сената, который просматривал все эти статьи, за вашу бытность все сенаторы переменились? Так что через несколько лет вашей деятельности все до одного сенаторы были назначены уже вами?
Щегловитов. — Вот в том отделении, 4-м?
Соколов. — Сенатор Бахтиаров[*] назначен вами, сенатор Гредингер, Глищинский… А на-ряду с этим, все — до одного — сенаторы, назначенные при прежних министрах, ушли из этого отделения…
Щегловитов. — Мне кажется, что это случилось естественно, уже в силу обстоятельств…
Соколов. — В силу чего же это случилось?
Щегловитов. — Мне казалось, в силу того, что 4-е отделение, очень тяжелое по свойству своей работы… Я, как бывший обер-прокурор, могу вам доложить, что всегда считалось самым тяжелым то отделение, куда дела поступали из палат с сословными представителями.
Председатель. — В то время, когда вы были обер-прокурором — до 1904 года, были мотивированные приговоры?
Щегловитов. — Я в отношении одного сенатора могу безусловно удостоверить. Это — Фененко, с которым я был связан близкими, дружескими отношениями. Он был в 4-м отделении, а я в 4-м отделении работал, как товарищ обер-прокурора. Я знаю, что он должен перейти в, так называемое, акцизное отделение, первое — для того, чтобы получить некоторое облегчение…
Соколов. — Могу я понять ваше разъяснение в таком смысле, что все сенаторы 4-го отделения ушли по собственному желанию и без вашего желания заменить их другими сенаторами, которые бы больше отвечали вашим взглядам?
Щегловитов. — В эти вопросы я, по крайней мере, никогда не вмешивался. Всегда сенаторы устанавливают между собою взаимное распределение себя по департаментам.
Соколов. — Но за время вашего министерства двое из директоров вашего министерства: Глищинский и Храбро-Василевский, были назначены сенаторами по вашему личному выбору?…
Щегловитов. — Выбор принадлежал мне, но в какое отделение они попадают, это совершенно от меня не зависело, и в этот вопрос я не вмешивался…
Соколов. — И сенатор Бахтиаров[*] был сделан сенатором из членов палаты по вашему выбору?
Щегловитов. — Да.
Соколов. — Такой переход из членов палаты в сенаторы есть обычное явление или экстраординарное, — ведь здесь минуются все иерархические ступени?
Щегловитов. — Это случаи, конечно, экстраординарные… Но и в прошлом я могу указать такой же случай относительно очень уважаемого сенатора П. К. Геракова.
Соколов. — Не была ли вызвана экстраординарная мера особой деятельностью члена палаты Бахтиарова[*] в петербургской судебной палате?
Щегловитов. — Это было усиленное ходатайство старшего председателя Крашенинникова, который рекомендовал его, указывая, что лицо это заслуживает исключительного, так сказать, служебного поощрения.
Соколов. — Так что председатель палаты Крашенинников, подведомственный по своей деятельности сенату, мог влиять на состав своих кассационных судей?…
Щегловитов. — Во всяком случае, ходатайствовал…
Соколов. — И ходатайство это было вами удовлетворено.
Председатель. — Скажите, проведение, по отношению к сенату, вот этих начал, о которых вы говорили, — не приводило ли в иных случаях к замедлению в постановке дел — в тех видах, чтобы за это время произошли или были произведены некоторые перемены в составе того самого присутствия, которому предстояло решить определенное дело?
Щегловитов. — От меня же не зависело задерживать постановку дел! От меня зависело только внесение, например, общих вопросов для разъяснения…
Председатель. — Да, но ведь обер-прокурор стоит в подчиненном отношении к генерал-прокурору с одной стороны, а с другой — канцелярия сената находилась до самого последнего времени в распоряжении обер-прокурора.
Щегловитов. — Совершенно верно, но назначение делалось независимо от
