министром внутренних дел вопрос о созыве съездов был отнесен к ведению совета министров и вследствие этого оказалось, что ни одного съезда нельзя было созвать. Это еще ничего, если совет министров заблаговременно обсудит и признает, что нельзя, — что же делать? Но иногда бывало так, что, вследствие сложности процедуры представления в совет министров этого дела, совет министров рассматривал это дело тогда, когда уже было нельзя созвать съезда, если бы совет министров на это согласился. Но так как совет министров твердо стоял на том, что эти съезды вообще нежелательны в военное время и что разрешать их можно только в случаях совершенно несомненных, когда эти съезды не могут быть опасны или когда они могут быть полезны, то совет министров решил передать вопрос о разрешении съездов министру внутренних дел, но, по условиям того времени, этого можно было достигнуть только в случае, если принята мера, что министр внутренних дел командирует или уполномачивает лицо своего ведомства к присутствованию на этих съездах. Так что мною указанная мера была принята только для того, чтобы иметь возможность допускать самые съезды и чтобы этот вопрос не остался на мертвой точке. Если бы я эту меру не принял, едва ли совет министров согласился предоставить право разрешений съездов министру внутренних дел, и тогда, значит, это никогда не осуществилось бы. Между тем, они были до крайности необходимы и желательны.
Председатель. — При вас или при Протопопове в министерстве внутренних дел было сделано представление о вознаграждении некоего Тарасова за победу стародумцев на выборах петроградской городской думы?
Хвостов. — В мое время никаких представлений не было. Но я помню разговор о том, что Тарасов не был удовлетворен тем вознаграждением, которое ему дали или хотели дать.
Председатель. — Не было ли принято вами такой меры в бытность вашу министром внутренних дел, не дополняли ли вы перечня сведений, не подлежащих оглашению с точки зрения военной, пунктом, запрещавшим оглашать о переменах и работах по законопроектам в совете министров?
Хвостов. — Этого при мне не было.
Председатель. — Это дополнение было внесено 3-го августа 1916 года, что как раз совпадает с вашим пребыванием.
Хвостов. — Вы мне не можете указать, кто вносил, и разве, наконец, это зависело от министра внутренних дел?
Председатель. — По крайней мере это шло по главному управлению по делам печати. Скажите, вы не принимали участия в создании законопроекта об ассигновании средств на содержание особых военно-полицейских команд? Этот проект выдвигался правительством против требования и пожелания Думы о призыве полицейских в армию.
Хвостов. — Это было при Протопопове, но возбудил этот вопрос я.
Председатель. — Что вас заставило возбудить этот вопрос в порядке чрезвычайном?
Хвостов. — Штаты полиции лежали в Думе много лет. Они были представлены туда Маклаковым, и мне говорили чины моего ведомства, что против этих штатов в Думе особых возражений нет. Я не знаю, в виду ли неблагоприятных отношений к Маклакову они не проходили, или в виду того, что были другие дела, более спешные, по мнению Думы, но только они там застряли, и я застал министерство внутренних дел в таком положении, что полиции почти не существовало. В виду дороговизны и в виду того, что заработок в различных других профессиях очень возрос, многие чины полиции прямо убегали. Некоторые убегали и по другим причинам, но всюду полиция была в половинном составе или еще того меньше. Если не ошибаюсь, в Петрограде чуть ли не 60% городовых было в отлучке. Исходя из этого, я пришел к заключению, что вся полиция может разбежаться, так как оклады действительно ничтожны, и что нужно, в виду экстренной меры, ввести новые штаты полиции. Так как это можно было ввести только по 87-й ст., то я и предпочел внести по 87-й ст. Таким образом, разработка этого законопроекта была сделана по моему указанию.
Председатель. — Вы находили правильным внесение проекта по 87-й ст. накануне открытия сессии Думы?
Хвостов. — Когда я об этом думал, это было не накануне. Но я считал, что этот вопрос до такой степени спешный, что нельзя ожидать собрания Думы, которая может его, не рассмотрев, отложить; кроме того, я даже и не мог вносить вопрос в Думу, потому что он уже лежал в Думе, а внесение этого вопроса по 87-й ст. только заставило бы Думу рассмотреть дело, поставить его на очередь, и потом мне казалось, что эти штаты должны быть введены немедленно. Я нисколько не буду отрицать, если бы я имел несчастье и дальше быть министром внутренних дел, может быть я накануне Думы распубликовал бы этот закон по 87-й ст., чтобы заставить Думу приняться за него, и, конечно, я не стал бы ожидать, чтобы прошел 2-месячный срок.
Председатель. — И вы предпочли провести этот закон по 87-й ст.?
Хвостов. — По моему убеждению, положение полиции было отчаянное, а так как мне не приходило в голову заменить полицию милицией, которая приведет к таким отрадным последствиям, то я и решился на это.
Председатель. — Вы заняли какое-нибудь положение по отношению к опубликованию наказа Государственной Думы или это прошло помимо вас?
Хвостов. — Это было очень давно, я даже не могу сказать, рассматривал ли я этот наказ, в качестве сенатора 1-го департамента. Кажется, рассматривал.
Председатель. — Какое было совещание при участии Штюрмера по польскому вопросу в августе 1916 г.?
Хвостов. — По всей вероятности это был проект готовившегося высочайшего манифеста. Если мне память не изменяет, бывший министр иностранных дел Сазонов привез из ставки нечто в роде проекта манифеста и по высочайшему повелению его предположения были переданы для редактирования бывшему государственному секретарю Крыжановскому, который составил проект манифеста, внесенного на совещание совета министров, где по этому поводу были высказаны различные соображения. Мне помнится, что проект этот был до крайности неудачен и невразумителен. Неудачен не только по своей редакции, но я даже затруднялся соглашаться с некоторыми его положениями. Тогда были высказаны различные мнения и, кажется, было поручено, если не ошибаюсь, Трепову и Макарову разработать на тех же основаниях новую редакцию проекта манифеста. Потом эти две редакции рассматривались и были изменены — часть взята из одной, часть из другой, и уже после этого было представлено на воззрение государя.
Председатель. — Манифеста все-таки не последовало?
Хвостов. — Да. Я имел случай во время одного из моих докладов у государя коснуться этого вопроса, и, насколько я понял, государь отложил опубликование манифеста до момента вступления русских войск в пределы бывших губерний Царства Польского. Действительно, трудно было издать манифест, гласивший, что наши войска вступили в пределы Польши, когда они еще не вступали. Для меня это было понятно.
Председатель. — Дело не в этих словах, а в том, чтобы в противовес политики Германии издать государственный акт, направленный к дарованию польскому народу некоторых свобод, и противопоставить меру государственной важности мере, принятой Германией…
Хвостов. — С этим все соглашались. Возражали против подробностей, против излишних определений или уточнений свобод, которые предполагалось дать в будущем.
Председатель. — Что вы знаете от Штюрмера, в связи с внесением им программы о разделении России на области и об устройстве областных управлений с несколькими 10–12–15 наместниками?
Хвостов. — Относительно наместников я не помню. Вообще, сколько мне помнится, доклад был сумбурный: из него нельзя было понять, каким образом и что именно подразумевал Штюрмер под областным устройством. В совете министров при мне этот проект никогда не рассматривался, а лично мне о нем говорил Штюрмер, но не могу точно сказать, когда он сказал, тогда ли, когда передал мне свой кабинет и вместе с тем всякие бумаги, в том числе и этот доклад, или в другое время. На докладе
