первым лучом солнца, как трижды пропоет петух, вся твоя красота неземная сгинет с тыквомобилем! И не видать тебе ни большущего камина, ни мягкого дивана, ни покою. Каждую ночь к тебе являться стану! И даже по выходным!» Пригорюнилась Лушка от этих угроз. Тыквомобиль затрусил по кочкам, запылил по ухабам и повез Злую Лушку навстречу со счастьем.
Бал в самом разгаре был, когда Лушка во дворец приехала, вошла в залу, тыквенную мякоть с рукавов стряхнула, в уголке на диван завалилась и ну, за свое! А принц тем временем в меланхолии по зале расхаживал. Много вокруг красавиц писанных, только его с них мутит. Хотелось ему чего-нибудь остренького, романтизму или экстрима! Видит, храпит в углу красавица новенькая. Подошел, да как гаркнет в самое ухо:
– Пора, красавица, проснись!
Злая Лушка посмотрела на него одним глазом:
– Ненавижу!
Поразила в самое сердце и снова спать! Принц от восторга зашелся весь, аж посинел. «Вот она, судьба!» Стал Злую Лушку будить деликатно:
– Ах, проснитесь, «мон шер»! «Ля ту жур!»
Вы – мой ангел, вы – «мон амур»!
Ваши красные глазки бьют метров за тридцать!
Я в беспамятстве и желаю жениться!
Лушка со злости надулась как шар. Не девка, а чей-то ночной кошмар!
– Ах, ты французская лысая жаба!
Я битый час считала ухабы!
Дай мне поспать, ты, плешивый урод!
Чтоб к тебе курица прыгнула в рот!
Так, слово за слово, и завязалась про меж них беседа.
Принц на блюде Лушке эклеры несет, а она его «децефалом» зовет. Он ей – мороженое и цветы, а она ему: «Чтоб провалился ты!»
Вдруг слышит Лушка, как будто петух пропел. «Ой! Мне пора! У меня дома столько дел!» А платье уже потихоньку линяет. Лушка руками его прикрывает. Бегом из залы, на парадную лестницу . Принц – за ней, квохчет: «Куда Вы? Куда?» Хочет Злую Лушку за талию схватить, да, вот беда! Пока примерялся, где у ней талия находится, Лушка со ступеньки свалилась и по всей лестнице прокатилась! Слышно только: «Бах! Бах! Ба-бах!» Остался Принц с сапогом в руках.
Злая Лушка по кочкам домой бредет. Хромает, ругается, всех клянет. Тыквомобиль превратился в кашу. Вспоминает Лушка добрым словом мамашу. Приковыляла кое-как, да скорей к камину. Заснула богатырским сном. А во дворце в это время все вверх дном! Ищут красавицу и карету. Принц палит за сигаретою сигарету:
«Жизнь без нее не имеет виду!
Дайте-ка мне поскорей цианиду!
Бритву, шпагу и острый меч?!
Или мне лучше под поезд лечь?»
Испужались короли и министры, забегали. После забега издали указ: «Которой сапог будет в самый раз, та и станет навечно принцу женой!» А сапожок-то не просто большой! Сорок седьмого размера нога та, что была у того сапога!
Королевская свита и сам король лично отправились невесту брать с поличным. Каждой девице и бабе в королевстве обували на ногу мерный сапог. Только никто в том сапоге ходить не мог. Слетал сапожок с любой ноги. Вот какие вредные бывают сапоги!
В Лушкином семействе только и разговору, что про принца да сбежавшую красавицу. Одной Лушки те разговоры как будто не касаются, дрыхнет без просыпу. А тем временем король добрался до Лушкиного дома. Кинулись Анюта с Марфутой сапог мерить – куда там! Утонули в сапоге, как в речке котята! Принялись сестрицы Лушку трясти – без результату! А Король уж собрался со свитой бежать. Думает: «На кой ляд моему сыночку это немытое чудо! Лучше я обувь на нее примерять не буду!» Так бы и убег, если бы Лушкина мамашка-покойница, по совместительству фея, не вмешалась. Она короля невидимыми гвоздями за мантию к полу приколотила. Хочет король уйти, а никак!
Выскочила тут из-под полу мышка-поскакушка. Скакала-скакала, да прямо к Лушке. По платью поскакала, по плечику поскакала, да на макушку. Села-посидела, хвостом повертела, Лушкин нос задела. Чихнула Злая Лушка: «Апчхи!» Король – в золе, свита – в золе. А Лушка красные глазки открыла, да как заголосила: «Старый, тупой коронастый козел! Обувку мою ты по что увел?!» Вскочила Злая Лушка с нагретого места, вцепилась в сапог, на себя тянет, а король с другой стороны. Ну, Лушка, знамо дело, в три раза сильней, дернула сапог, король – за ней. Прибитая мантия – хрясь пополам! Свита разлетелась по разным углам. Шлепнулся лбом король об угол! Сразу просек, что мир – не кругол! Лушка платье подняла (задрала?), сапог надела! Вся семейка враз обалдела (Лушка платье подняла, сапог обула. Вся семейка свалилась со стула!) , бросилась родня Лушку поздравлять, в щечку чумазую целовать. Король кричит: «Выражаю протест! Нам не треба таких невест!» Лушка ему: «Да, больно надо! Я и сама этой встрече ничуть не рада! Мне ваш сыночек жабий не мил! Хоть бы его сожрал крокодил! Чтоб ему в спину – пчелиный рой!» Король со всех ног помчался домой.
Стал король умолять сына не жениться на Лушке. И страшна, мол, и чумаза, и дерется больно, зараза! Мало ли других красавиц на свете! А сынок уж одной ногой в карете:
Вам, папаша, придется смириться.
Еду немедля на ней жениться!
А что чумаза, так мне плевать!
Спиртом протру и начну целовать!
А что дерется, так я Вам не верю!
Свадьбу справляли три дня и неделю. Месяц медовый за ней пролетел. Принц наш осунулся и похудел. Знать, нахлебался экстриму всласть. Взял себе в жены такую-то страсть! Лунною ночью пошел на балкон. Лушкин сапог с него выкинул вон. «Ах, ты, треклятый! Да чтоб ты пропал!» – в след сапогу он тоскливо кричал. Жена-то – не варежка и не сапог! Как ни старался, а скинуть не смог! А нам-то какой с этой сказки урок? Ежели хочешь на ком жениться, то не пристало, дружок, торопиться!
Чтобы не стать после свадьбы врагами, нечего мерить жену сапогами!
Дворник
/Халина Посвятовская/
Дворник с забавной фамилией Бетховен денно и нощно радел за чистоту вверенного ему двора, часами подметал двор и прилежащий к нему кусок мощеной набережной. А, дали б волю, давно вымел бы всю грязь с ближайшего участка Фонтанки и аккуратно вывел бы засаленные пятна мазута на ее спине. Во дворе просто нельзя было окурка бросить в удовольствие. Только бросишь, а уже, откуда ни возьмись, колесит Бетховен на своих кривых как на моноцикле. Колесит, ругается, подхватывает окурок еще тепленький, дымящийся, и – в урну, а сам сурово смотрит на нарушителя чистоты, да так, что нарушитель буквально сгорает от стыда. Тогда Бетховен аккуратно сметает пепел в совок и прикапывает в клумбу. Из клумбы вырастают по ночам дивной красоты цветы, а уж из них в последствии выпархивают бывшие испепеленные нарушители. В цветках они чудным образом перевоспитываются, перестают мусорить, курить, пить, и даже иногда становятся частыми посетителями музеев и выставок нашего замечательного города.
