сторону иных мужчин. Он же звал жену лапусей и собственноручно выносил ведро с мусором, приговаривая: 'Боюсь, тебя просквозит у помойки!'
Это была идеальная пара во всех отношениях.
Раз как-то супруги спускались по лестнице. Тупиков всегда поддерживал жену под локоток, а тут, надо ж случиться, попался им на глаза кот по кличке Муркин. Тупиков нежно обожал котов. Он отвлекся на минуту, чтобы погладить животное, и в эту самую минуту жена его, поскользнувшись на брошенной кем-то банановой шкурке, оступилась и полетела вниз по ступенькам. 'Дз-з-зинь! Ж-ж-ж-ж. З-з-з-з-зум!' Шарики, из которых она состояла, рассыпались с оглушительным звоном в разные стороны. Застывшие с открытыми ртами, Тупиков и Муркин наблюдали потрясающей красоты зрелище. Блестящие шары, шарики и шарипусики скакали, катились по ступенькам, ныряли в лестничные проемы, шуршали, звенели, брякали. Муркин потерся о ногу Тупикова и, с присущей котам бесцеремонностью подцепив лапкой один из шариков, принялся гонять его. Тупиков, наконец, пришел в себя и бросился за мешками и сумками, чтобы собрать любимую. Он вынимал шарики изо всех щелей, из-под отвратительных батарей и пыльных ковриков. Хорошо еще, что освещение было вполне приличным и жильцы дома не шастали туда сюда с глупыми вопросами.
Не прошло и двух часов, как Тупиков собрал все шарики или, как ему показалось, все.
Чумазый и пыльный, заперся он в ванной, где вымыл и тщательно высушил каждый шарик.
Скоро ванну стали осаждать глубоководные тинэйджеры. Выдав каждому по двести рублей на развлечения, Тупиков выдворил отпрысков из дома и приступил к сборке.
Складывать любимую было легко. Тупиков знал и любил каждый шарик супруги, даже самый потаенный. Собирая изящные пальчики, пухлые губы, он плакал от умиления, вздыхал, повторяя по памяти изгиб ее бедра или округлость колена.
К вечеру жена Тупикова была готова. Ваятель заметил с огорчением, что не хватает трех шариков, трех крохотных, незаметных постороннему глазу шариков! Один – из области левой щеки, второй, заменявший собой сосок, и третий с пятки. 'Ничего, – бормотал Тупиков. – Никто и не заметит. Щека… Да вроде как ямочка получилась. Так даже еще симпатичней стало. Сосок. М-м-м. Ну, это не страшно. Я ее и так любить буду. А с пяткой? Да, что пятка – ерунда, останется небольшая вмятина. Главное, что с Ней ничего не случилось, Она здесь'.
Словно бы в подтверждение его слов супруга сладко потянулась. Шарики привычно зашуршали.
– Я что, вздремнула? – удивилась жена Тупикова, обнаружив себя на кровати. – Что это со мной? – Она подбежала к зеркалу.
– Все хорошо, родная! Просто ты упала и потеряла сознание.
– Я?! Сознание?! – вдруг засмеялась супруга непривычным серебристым смехом. Тупиков поморщился. Она с удовольствием вертелась перед зеркалом, поправляя прическу.
– Немножко. Но теперь все в порядке. Однако впредь будь осторожна!
– Впредь! – фыркнула жена. – Какое забавное слово! – и, улыбнувшись, повернулась к Тупикову, но тут же скривила личико. – Ой! У меня в пятке что-то колется и щекочется! Просто стоять невозможно! И она снова завертелась у зеркала, чуть пританцовывая.
Определенно, это ямочка на щеке была ей к лицу!
Вернувшиеся дети перемен не заметили, да и сам Тупиков уже было успокоился и решил про себя, что все сделал правильно, и все обошлось.
Вечером жена Тупикова, придя с работы, кинулась к зеркалу и, прихорашиваясь, спросила то ли у супруга, то ли у прелестного глиняного котика на трюмо:
– И чего они во мне находят? Вы, говорят, особенная. Вы – муза и валькирия! Кстати, пупсик, что такое валькирия?
Тупиков нервно заерзал на диване, а жена продолжила:
– Ах, эта ямочка Вам так к лицу! Вы с ней – царица. Вы Саломея! А кто такая Саломея?
– Это вроде из Библии.
– Фу! Какой ты скучный! Сегодня пойду к Асеньке. Вы тут без меня ужинайте. И не дуйся так, я – на полчасика!
В первый раз со дня основания семейство Тупиковых ужинало без мадам Тупиковой. Сонно и неразборчиво бормотал что-то телевизор. Тупиков греб ложкой в остывшем супе, пытаясь поймать уплывающую звездочку морковки. Звездочка не давалась и ускользала. Даже глубоководные были непривычно тихими и задумчивыми.
– Па, а где ма? – поинтересовалась дочь.
– У бабушки, – ответил за Тупикова сын.
– Ты че! Бабушка в Самаре. Мама что, в Самаре?
– Нет, – Тупиков наконец поймал морковину и, подцепив ложкой, отнес в мусорное ведро, – Пакость какая! Мама не в Самаре. И вообще, вам спать пора!
– Не хочу спать! – взорвалась дочь.– И почему суп на ужин?! Не хочу суп!
Но Тупиков был непреклонен.
Супруга явилась под утро, всхлипывающая, зареванная, она включила свет и бросилась в объятия мужа.
– Ну-ну! Что случилось? Где ты была? Ну, хватит, хватит!
Тупиков долго гладил ее и жалел, повторяя бесчисленное 'что случилось'. Вид у жены был как у обиженной маленькой девочки.
– Он посмеялся надо мной! Он сказал, что у меня нет соска! Представляешь, этот негодяй смеялся надо мной!!!
– Кто? – икнул взволнованно Тупиков.
– Да этот, с первого этажа! Глазьев, что ли…
– А как?.. А откуда?.. Как ты могла! – возмущенный Тупиков никак не мог сформулировать вопрос. Но жена уже вскочила и, подбежав к зеркалу, затараторила:
– Я заскочила к нему на минутку. Он давно звал меня. Ну, попили мы с ним чаю. А чего такого? И вообще, что за нападки? Что за недоверие, пупсик? О, какие-то мещанские предрассудки! Всего лишь чашечка чаю! Ну, он, конечно, после чаю стал ко мне приставать и все такое… Но я была непреклонна. 'Я замужняя женщина!' – сказала я ему, а он…
Тупиков схватился за голову. Дальнейшее помнил расплывчато. Кажется, он упал в обморок, а, может, просто упал на диван, накрыв голову подушкой, чтобы не слышать откровенного рассказа жены, в котором наглость граничила с детской наивностью.
Жизнь стала кошмаром, страшным сном, в который никак не мог поверить Тупиков. К величайшей радости змеиных старушек, мадам Тупикова завела себе сразу двух любовников, причем, из собственного же подъезда. Первым стал военный, молоденький красавчик по фамилии Глазьев с первого этажа. Вторым – старый, обрюзгший, толстый ювелир Карл Эмильевич Эдисон с пятого. Первый мучил ее, издевался, как хотел, выгонял и даже бил, но она неизменно возвращалась к нему, как побитая хозяином собака, поскуливая и выпрашивая прощения. Второй – баловал без меры, дарил колечки, браслетки и кулончики, уговаривая бросить Тупикова и переехать к нему, на пятый. Дома она бывала теперь крайне редко, и в эти нечастые посещения Тупиков с ужасом обнаружил, что жена его с каждым днем все больше и больше начинает походить на обычную женщину. Она перестала шуршать и блестеть при ходьбе, уплотнилась, обрела нежные кожные покровы и упругие формы. Как обычная женщина, жена Тупикова была очень даже красивой, но в ней все же чего-то не хватало: то ли тихого шуршания, то ли плавности. Она стала непривычно стремительной и резкой, и все время вертелась перед зеркалом. На детей и мужа глядела теперь тоже только через зеркало.
Как-то ночью, сидя на полупустом супружеском ложе, Тупиков предавался воспоминаниям. Он представлял себе жену такой, какою она была совсем недавно, необыкновенной, кроткой, ласковой и сравнивал мысленно ее с кокетливой, истеричной красоткой с ямочкой на щеке. 'Ямочка ей к лицу!'– подумал Тупиков, и тут его осенило. Он нашел фонарик и выскочил на лестницу, как и был, прямо в пижаме. Включив по всюду свет, принялся ползать на четвереньках, снова и снова заглядывая во все щели. И как это он его пропустил! Один из потерянных шариков закатился в дыру между подоконником третьего этажа и стеной. Шарик никак не хотел выковыриваться. Тупиков сбегал за ножиком. Подцепив шарик, Тупиков подул
